Коза-вещунья

Раз уж приходится мне под землей оставаться, проживу свой век весело». И решил он отправиться к феям, за весельем да плясками горе свое позабыть. Как решил, так и сделал. Подошел к дворцу уже затемно, а феи знай пляшут, дворец ходуном ходит. Увидели пастуха, обрадовались, обнимают его, целуют, из рук в руки передают — до тех пор по дворцовым хоромам скакали, пока у него голова не пошла кругом.
Только тогда шалуньи и угомонились. Самая красивая фея спрашивает:
— Ну что, бедная головушка, пришлось тебе воротиться несолоно хлебавши?
Не утаил пастух свою горестную историю, все рассказал им про то, как у него с теми тремя девицами получилось.
— Ничего, бедная твоя головушка, особо-то не печалься, — говорит ему красавица фея. — На-ка вот тебе брильянтовую хворостину. Девицы те, должно быть, из яблок своих опять дворцы понаделали, а ты дворцы эти брильянтовой хворостиной стегнешь, потом все три яблока рядком положишь, хворостиной по ним проведешь, и вырастет из трех дворцов один, да зато брильянтовый.
— Благодарствуй, прекрасная фея, дорог мне твой подарок, — сказал пастух, — да только что в нем проку, коли мне уж родной земли не видать?
— Про это не думай, — улыбнулась фея, — но сейчас бегом беги из дворца: вот-вот полночь пробьет! А там — так ли, эдак ли, — что-нибудь, глядишь, и получится.
 
Поблагодарил пастух фею и подружек ее, распрощался и зашагал неизвестно куда. Шел, шел, увидел дерево, да такое высокое — верхняя ветка в небо упирается. А на этой ветке разглядел он орлиное гнездо и в нем шестерых орлят. Только что ж это? Обвилась вокруг ствола змея преогромная, вверх ползет, с орлят глаз не сводит. Миг еще — и она их заглотит, жадная тварь, ни одного не оставит!
«Нет, шалишь, — подумал пастух, — не бывать по-твоему!» Тотчас он за нижнюю ветку ухватился, вверх подтянулся, выше вскарабкался и так стегнул змею брильянтовой хворостиной, что она замертво на землю свалилась. Орлята опомнились от испуга, стали пастуха благодарить.
— Вот сейчас наша матушка прилетит, — говорят ему, — любое твое желание исполнит.
Вдруг дерево черная туча накрыла, прямо над гнездом встала. Только не туча это была, а старая, мудрая орлица. Принесла она орлятам своим пропитание: под одним крылом двенадцать косуль уместилось и под другим крылом столько же.
Увидела орлица пастуха возле гнезда своего, разъярилась, перья встопорщила.
— А ты это куда же нацелился?! Прощайся с жизнью, злодей, смерть твоя пришла! — крикнула орлица и одним только пером маховым шевельнула, а такой поднялся вихрь, что пастух чудом на дереве удержался.
Запищали, загалдели орлята:
— Не тронь его, матушка, он добрый человек, нас от смерти спас!
— Вон оно что, — говорит орлица, — выходит, ты наш спаситель. Чем же мне отблагодарить тебя? Проси чего хочешь.
— Эх, матушка орлица, — вздохнул пастух, — мою просьбу и тебе нелегко исполнить.
— Наверно, желаешь в родные края воротиться?
— Мудрая же ты, матушка орлица, — удивился пастух. — Угадала ведь!
— Коли так, дело это нехитрое. Доводилось мне и почище тебя господ к вам на землю переносить.
Тотчас забросила орлица на крыло себе большую суму переметную, сверху пастуха усадила, велела держаться крепче, а как она есть попросит, подавать из сумы кусок мяса побольше.
И полетели они прямо вверх, в ту самую дыру-скважину, да так шибко, что в ушах засвистело. Орлица то и дело голову назад поворачивала, еды требовала, пастух ей из сумы кусок за куском подавал.
И вот опять орлица есть просит, а сума-то пустая- Мяса, мяса давай, не то сил не хватит, тогда уж не видать тебе твоей родины.
Испугался пастух слов ее пуще казни лютой. «Лучше, — думает, — от себя отрежу кусок, лишь бы с полдороги не возвратиться». Выхватил он ножик из кармана, полоснул себя по бедру, бросил орлице мясо.
— Чую я, человечье мясо мне дал, — говорит орлица. — Но зато теперь донесу тебя куда следует.
Еще раз-другой крыльями взмахнула и вылетела из страшной бездонной дыры. Спустила пастуха наземь, простились они, он орлятам привет свой послал, и полетела орлица назад, а пастух отправился три дворца заветных искать.
Шел он долго, через горы и долы, сколько стран позади оставил, не счесть, вдруг слышит блеянье знакомое. Остановился, по сторонам огляделся, прислушался.
— Где-то здесь моя вещунья-коза!
Пошел он на голос козы своей, до тех пор шел, пока медный дворец не увидел. А в оконце первая из тех трех злодеек сидит, расфуфыренная. «Ага, — говорит себе пастух, — тебя-то мне и надо!» Махнул брильянтовой хворостиной, медное яблоко с земли подобрал, в карман положил. Пошел дальше — опять блеет коза его; так и шел за нею до самого серебряного дворца. И тут волшебной хворостиной махнул, дворец — и с девицей в нем — в яблоко превратил, в карман положил. То же и с золотым дворцом было.
Выложил он все три яблока, на землю рядком положил, хворостиной провел, и вырос перед ним брильянтовый дворец — на семьдесят семь верст окрест таких и не видывали. Вошел он в замок-дворец смело, а вот как вошел, растерялся — вокруг все блестит да сверкает, глаза слепит с непривычки.
Ходит пастух по замку своему, все покои оглядел, а в каком на житье устроиться, не придумает. Сам не заметил, как тоска навалилась. Вздохнул тяжело, даже замок дрогнул:
— Э-эх, хоть бы одна душа живая!
Договорить не успел, как дверь отворилась — стоит на пороге та самая фея, что хворостину брильянтовую ему подарила. Подбежала фея к пастуху, обняла его, говорит:
— Ты мой, я твоя навеки!
Ох, сколько же народу к ним на свадьбу сошлось! Все плясали в охотку, стар и млад, а впереди всех коза-вещунья коленца выкидывала, на радостях все окна во дворце перебила.
Слышал я, будто завтра она и к вам наведается.