Солдатский ранец

Служил в Дании солдат по имени Ларе: исполнял он королевские приказы ровно восемь лет, и настал срок ему с солдатчиной проститься. Рад был Ларе, что службе конец пришел: ведь кому служба — мать, а кому — мачеха. Неохота только с тощим кошельком домой возвращаться. Считали, прикидывали, а больше трех скиллингов" солдату в расчет никак не выходило. Этакая малость за восемь лет службы! Спасибо, хоть отдали ему те скиллинги сразу. А то, бывало, покуда солдатские кровные денежки получишь, с ног собьешься.
"Ладно, хоть так обошлось!" — подумал Ларе и отправился в путь.
Веселый малый был солдат! Идет, палкой помахивает, песенки распевает. А навстречу ему старушонка убогая; горько-горько так плачет, на нужду свою жалуется.
— Не подашь ли, служивый, скиллинг? — спрашивает старушонка.
— Отчего не подать! — говорит солдат. — У меня и всего-то три скиллинга, а два ли, три ли — все одно. Нет денег — и это не деньги. Может, хоть тебе мой скиллинг пригодится.
Немного погодя повстречалась ему другая старушка, да такая сгорбленная, что голова книзу клонится и лица никак не разглядеть; горько-горько так плачет, долю свою проклинает и молит слезно:
— Не подашь ли, служивый, скиллинг?
— Ладно, — говорит солдат. — У меня два скиллинга, а у тебя ни одного; коли дам тебе один, мы богатством сравняемся. Бери на здоровье!
Отдал он ей половину своих денег и дальше пошел; легко у солдата на душе и легко в кармане. Идет, песенки распевает.
Немного погодя повстречалась ему третья старушка; горько-горько так плачет, милостыню просит:
— Не подашь ли, служивый, скиллинг?
Усмехнулся солдат и отдал ей последний скиллинг.
— На, бери! У меня всего-то один скиллинг; а есть он, нет ли — разница невелика. В кошельке у меня ветер гуляет, теперь уж никому помочь не смогу.
Пошел солдат дальше — веселый-превеселый. И добра-то у него теперь осталось — только старая одежка, что на нем, да ранец за спиной. В ранце том рваная рубаха да пара дырявых носков. Правда, была у него еще пачка жевательного табака.
Идет солдат, солнцу и теплу радуется, табак жует, палкой помахивает, песенки распевает, да так звонко, что отголоски далеко по холмам разносятся.
Входит Ларе в лес и видит: сидит на камне старушонка, отдыхает, видно. А камень-то огромный-преогромный.
— Садись, служивый, потолкуем, — говорит старушка. — Довелось нам с тобою и раньше трижды встречаться, да ты всякий раз так торопился, что мы и словечком с тобой не перемолвились.
— А, так это ты все мои скиллинги выманила! Ну да на здоровье! Не зря они тебе достались. Пришлось небось побегать! Прыткая ты, что правда, то правда! А потолковать я с тобой не прочь! Чего тебе надо?
Уселся Ларе на камень рядом со старушкой, посмотрела она на него и говорит:
— Загадай три желания!
Почесал солдат в затылке.
— Что б такое загадать? Ну, это проще простого! Хочу я жить с людьми в мире и дружбе, без этого не быть человеку счастливым. А еще хочу, чтоб ранцу моему никогда износу не было -денег на новый мне все равно не раздобыть.
— Загадай последнее желание! — сказала старушка.
И Ларе загадал:
— Пускай, чего ни пожелаю, мигом попадет в мой ранец, а захочу -пусть ранец снова пустой будет.
— Сбудутся твои желания. Счастливого пути! — проговорила старушка и вдруг пропала, будто сквозь землю провалилась.
"Куда она подевалась? — подумал солдат. — Ну, да не моего это ума дело!"
Поднялся он и снова тронулся в путь, но, на беду, споткнулся о камень, на котором сидел вместе со старушкой. Рассердился Ларе, помянул черта и пожелал: "Ну-ка, камень, ступай ко мне в ранец!"
А камень скок-поскок — и уж лежит в его ранце.
Но был тот камень такой огромный да тяжелый, что потянул Ларса книзу. Опрокинулся солдат через голову и покатился по земле. Катится он, катится, синяки и шишки набивает! Натолкнулся, к счастью, на кряжистое дерево и остановился.
Отдышался солдат -уф-уф! -и прищурил глаз. Смекнул наконец: "Старушка-то, видно, не зря болтала — дело, выходит, серьезное. Вот так здорово! Только я загадал, а камень уж в ранце лежит".
Пожелал Ларе от камня избавиться, и камень — скок-поскок- выпрыгнул из ранца.
Пошел солдат дальше, веселый-превеселый. Только вдруг у него под ложечкой засосало, проголодался служивый: уж очень долго шел он в тот день.
Видит Ларе: стоит у дороги помещичья усадьба. И надумал он зайти туда хлеба ломоть попросить. Так и сделал. Заходит на поварню, а повариха как раз хлеб нарезает и маслом ломти намазывает.
— Не найдется ли мне хлеба ломоть? — спрашивает солдат.
— Найтись-то найдется, — говорит повариха, — да только в этом доме всякий кусок на счету. Несдобровать мне, коли даже самой малости недосчитаются.
— Дом-то господский, а обиход, видать, сиротский! — сказал солдат.
— Твоя правда! — говорит повариха. -А может, тебе к помещику зайти? Потолкуй с ним, глядишь — покормить велит! Бывают же чудеса на свете. Он у себя в горнице сидит. Как выйдешь за дверь, так иди все прямо.
— Спасибо за совет! — поблагодарил повариху солдат и пошел к помещику.
А тот как раз деньги свои считает. Видит солдат: стоит на столе глиняный горшок, из тех, что в Ютландии делают, и в нем полным-полно золотых дукатов, а на полу — сундук железный, и в нем далеров серебряных не счесть сколько!
— Ну, какой за тобой должок? — спрашивает помещик. Он и не взглянул на солдата, думал, кто-то из издольщиков1 плату принес.
— Ни долгов, ни денег у меня не водится. А вот велишь меня накормить — спасибо будет за мной,- говорит солдат.
Помещик аж покраснел — не привык он, чтоб его о чем-нибудь за спасибо просили. Спасибо-то в карман не положишь и шубу из него не сошьешь! Замахал он на солдата руками, затопал ногами и кричит:
— Вон со двора!
Стал Ларе по стойке "смирно", сам себе скомандов "На-а-пра-во!" — повернулся и солдатским шагом марш марш со двора.
Шел он, шел, а потом, ухмыльнувшись, говорит:
— Ну-ка, золотые дукаты, прыг ко мне в ранец!
Фь-ю-ю-ють! — и уже лежат в солдатском ранце золоты дукаты из ютландского горшка.
"Так! — подумал солдат. — Не худо бы и серебром раз житься, золотом только хвастуны расплачиваются".
— Ну-ка, серебряные далеры, прыг ко мне в ранец! Да столько, чтоб унести под силу было. Лишнего мне не надо!
Фь-ю-ю-ють! — и уже лежат в солдатском ранце серебряные далеры из помещичьего сундука.
Стал ранец тяжелый-претяжелый, а все равно полегче полной походной выкладки, к которой на службе привык солдат.
Отправился Ларе дальше; идет, песенки распевает. Пришел он под вечер в небольшой городок, постучался в дверь самого что ни на есть богатого постоялого двора и попросил еды и питья. Стал Ларе за обе щеки ужин уписывать. А с ним за столом важные господа сидят. Вот и давай они над простым солдатом потешаться. Смешно им, как он на еду налегает.
Поел солдат и стал карманы выворачивать: сначала один — пустой и рваный, потом другой. А там, кроме початой пачки табаку, хоть шаром покати. Тут уж господа со смеху животы надорвали.
— И на старуху бывает проруха,- говорит один из них.- Знатный граф тоже, случается, дома деньги забывает, только жадность всегда при нем.
А солдат будто и не слышит. Кладет он на стол ранец, раскрывает его и внутрь заглядывает