И деньги, бывшие у нее, вышли, и она обеднела, так что у нее не осталось ни дирхема, и тогда она послала мальчика из хана на рынок с кое-какими материями, и он продал их, а деньги она истратила на своего брата. А потом она продала еще кое-что и все время продавала свои пожитки, вещь за вещью, пока у нее не осталось и рваной циновки. И тогда она заплакала и воскликнула: «Аллаху принадлежит власть и доныне и впредь!» И брат сказал ей: «Сестрица, я почувствовал в себе здоровье, и мне хочется немного жареного мяса» , и она отвечала ему: «Клянусь Аллахом, о брат мой, нет у меня смелости побираться. Завтра я пойду в дом какого-нибудь вельможи и стану служить и заработаю что-нибудь нам на пропитание». И потом она подумала немного и сказала: «Мне не легко будет расстаться с тобою, когда ты в таком состоянии, но я пойду против воли». А ее брат воскликнул: «Станешь ли униженной после величия? Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха!» И он заплакал, и она тоже заплакала и сказала: «О брат мой, мы чужеземцы, и мы прожили здесь целый год, но никто не постучался к нам в дверь. Или нам умирать с голоду? Я думаю одно: пойду и буду сложить и принесу тебе что-нибудь, чем мы будем кормиться, пока ты не выздоровеешь от твоей болезни, а потом мы отправимся в нашу страну».
И она немного поплакала, и брат ее тоже плакал, лежа на подушках, а затем Нузхат-аз-Заман поднялась и покрыла себе голову куском плаща (а это была одежда погонщика верблюдов, которую ее владелец забыл у них) и, поцеловав брата в голову, обняла его и вышла, плача, и она не знала, куда пойти. И она ходила, а брат ожидал ее, и уже приблизилось время вечера, но Нузхат-аз-Заман не возвращалась. И брат ее пролежал, ожидая ее, пока не настал день, но она не вернулась к нему, и он провел в таком положении два дня, и ему стало от этого тяжело, и сердце его встревожилось за сестру, и голод его усилился. Он вышел из комнаты и, крикнув мальчика из хана, сказал ему: «Я хочу, чтобы ты снес меня на рынок». И мальчик отнес его и бросил на рынке. И жители Иерусалима собрались вокруг юноши и стали плакать о нем, увидя его в таком состоянии. И он сделал им знак, прося чего-нибудь поесть, и ему принесли от одного из купцов, что был на рынке, несколько дирхемов, купили кое что и накормили. А потом его подняли и положили у одной из лавок, разостлав кусок циновки, а у изголовья его поставили кувшин.
Когда же подошла ночь, все люди ушли от него, унося с собою заботу о нем. А в полночь юноша вспомнил о своей сестре, и его недуг усилился, и он перестал есть и пить и исчез из бытия. И люди на рынке поднялись и взяли для него у купцов тридцать дирхемов серебром, и наняли верблюда и сказали верблюжатнику: «Взвали этого человека на верблюда, доставь его в Дамаск и свези в больницу; может быть, он выздоровеет и поправится». И верблюжатник ответил: «На голове!» А затем он сказал себе: «Как я поеду с этим Больным, когда он близок к смерти?» И он вывез его в какое-то место и скрывался с ним там до ночи, а потом бросил его на кучу навоза возле топки одной из бань и ушел своей дорогой.
Когда же настало утро, истопник бани поднялся на работу и увидал Даль Макана, лежавшего на спине, и подумал: «Почему они бросили этого мертвеца как раз здесь!» И он пихнул его ногой, и Дау-аль-Макан шевельнулся, и еогда истопник воскликнул: «Наедятся хашиша и валяться где попало!» И он взглянул в лицо юноше и видел, что у него на щеках нет растительности и что он красив и прелестен, и когда его взяла жалость к юноше, и он понял, что это больной и чужеземец. «Пет мощи и силы, кроме как у Аллаха! — воскликнул он. — Я совершил грех из-за этого юноши, а пророк, — да благословит его Аллах и да приветствует, — наставлял почитать чужеземца, в особенности если он болен». И, подняв юношу, он принес ею в свое жилище, и вошел с ним к своей жене, и велел ей ходить за ним и постлать ему ковер, и она постлала и положила ему под голову подушку, а затем она принесла воды и вымыла юноше руки, ноги и лицо.
А истопник пошел на рынок и принес немного розовой коды и сахару, и прыснул розовой водой в лицо Дау-альМакану и напоил его водой с сахаром. А потом он вынул для него чистую рубаху и надел ее на него. И юноша почувствовал веяние здоровья, и исцеление направилось к нему, и он оперся на подушку, а истопник обрадовался и воскликну л: «Слава Аллаху за выздоровление этого юноши! Боже, прошу тебя, силою твоей сокрытой тайны сделай, чтобы спасение этого юноши было от моих рук… »
И Шахерезаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Пятьдесят четвертая ночь
Когда же настала пятьдесят четвертая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что истопник воскликнул: «О боже, прошу тебя, силою твоей сокрытой тайны сделан так, чтобы спасение этого юноши было делом моих рук!»
И истопник ходил за ним три дня, поя его сахаром и ивовым соком и розовой водой, и был с ним ласков и кроток, пока здоровье не разлилось по его телу. И Дау-аль-Макан открыл глаза, и тогда истопник вошел к нему и увидел, что эк сидит и выглядит бодро, я спросил: «Каково тебе, дитя мое, в этот час?» И Дауаль-Макан ответил: «Слава Аллаху, я в этот час во здравии и благополучии по воле Аллаха великого!» И истопник прославил за это владыку, И, отправившись на рынок, купил юноше десять цыплят, принес их своей жене и сказал: «Режь ему каждый день по две птицы — рано утром одну и в конце дня одну». И они поднялась, зарезала ему цыпленка и, сварив его, принесла юноше, накормила его и дала выпить отвара. А когда он кончил есть, она подала горячей воды, и Дау-аль-Макан вымыл руки и прилег на подушку, а она накрыла его плащом, и он проспал до времени заката. И тогда жена истопника сварила другого цыпленка и принесла его юноше и разняла цыпленка и сказала: «Ешь, дитя мое!» И когда он ел, вдруг вошел ее муж и, увидев, что она кормит юношу, сел у его изголовья и спросил: «Каково тебе теперь, дитя мое?» — «Слава Аллаху за выздоровление, да воздаст тебе Аллах за меня благом» , — ответил Дау-аль-Макан. И истопник обрадовался, а потом он вышел и принес ему фиалковое питье и розовую воду и напоил его. А этот истопник работал каждый день в бане за пять дирхемов, и ежедневно он покупал юноше на дирхем сахару, розовой воды, фиалкового питья и ивового сока и на дирхем покупал цыплят, и он ухаживал за юношей, пока не прошел месяц и следы ею болезни не исчезли и здоровье не направилось к нему.
И истопник с женой обрадовался выздоровлению Дауаль-Макана и сказал ему: «О дитя мое, не хочешь ли пойти со мною в баню?» И когда юноша ответил «Хорошо!» , истопник пошел на рынок, привел ослятника и, посадив Дау-аль-Макана на осла, поддерживал его, пока по достиг с ним бани. И когда он посадил его и, отведя осла к топке, пошел на рынок и купил листьев лотоса и бобовой муки, а потом он сказал Дау-аль-Макану: «О господин, во имя Аллаха, войди, я вымою тебя».
И они вошли в баню, и истопник принялся тереть Дауаль-Макану ногу и стал мыть ему тело лотосом и мукой (113), но пришел банщик, которого хозяин послал к Дау-альМакану, и увидел, что истопник моет его и трет ему ноги.
И банщик подошел к нему и сказал: «Это ущерб для хозяина» (114), а истопник ответил: «Клянусь Аллахом, хозяин осыпал нас своими милостями!» И банщик стал брить Дауаль-Макану голову, а потом юноша с истопником вымылись, после чего истопник привел его в свое жилище и надел на него тонкую рубаху и одежду из своих одежд, красивый тюрбан и тонкий пояс и обернул его шею платком.
А жена истопника зарезала для него двух цыплят и сварила их. И когда Дау-аль-Макан пришел и сел на постель, истопник поднялся и, распустив сахар в ивовом соке, напоил его, а потом подали скатерть и истопник стал делить цыплят на части и кормил Дау-аль-Макана и поил его отваром, пока тот не насытился. И юноша вымыл руки и, прославив Аллаха великого за выздоровление, сказал истопнику: «Ты тот, кого Аллах великий соблаговолил послать мне, и он сделал мое спасение делом твоих рук». И истопник отвечал ему: «Оставь эти речи и скажи нам, по какой причине ты прибыл в этот город и откуда ты? Я вижу на твоем лице следы благоденствия». — «Скажи мне, как ты нашел меня, и я расскажу тебе мою историю» , — ответил Дау-аль Макан. И истопник сказал: «Что до меня, то я, отправляясь на работу, нашел тебя на навозной куче рано утром возле входа в баню. Я не знаю, кто бросил тебя там. И я взял тебя к себе, и вот вся моя история». — «Слава тому, кто оживляет кости, когда они истлели! — воскликнул Дау-аль-Макан. – О брат мой, ты оказал милость достойному ее и сорвешь богатые плоды. А в каком я теперь городе?» — спросил он потом истопника, и тот ответил: «Ты в городе Иерусалиме». И тогда Дау-аль-Макан вспомнил, что он на чужбине, и, подумав о разлуке со своей сестрой, он заплакал и открыл свою тайну истопнику. И он рассказал ему свою историю и произнес:
«Любовью обременен я ими сверх сил моих,
И вот из-за них теперь я стражду, как в судный день.
О, сжальтесь, ушедшие, над кровью души моей,
Ведь сжалились после вас злорадные надо мной»
Не будьте скупыми вы и взгляд подарите мне —
Он муку смягчит мою и страсть чрезмерную.
И душу мою просил без вас потерпеть, но мне
Сказала душа: «Отстань! Терпеть мне не свойственно!»
И потом он еще сильнее заплакал, а истопник сказал ему: «Не плачь и прославь Аллаха великого за спасение и выздоровление». А Дау-аль-Макан спросил: «Сколько дней отсюда до Дамаска?» — «Шесть дней» , — ответил истопник. И Дау-аль-Макан молвил: «Не согласишься ли ты отослать меня туда?» — «О господин, — воскликнул истопник, — как я отпущу тебя одного, когда ты человек молодой и чужеземец? Если ты хочешь отправиться в Дамаск, то я тот, кто поедет с тобою. И если моя жена послушает меня и будет повиноваться, я останусь там, так как мне не легко с тобой расстаться».
Потом истопник сказал своей жене: «Не хочешь ли ты отправиться со мною в Дамаск Сирийский, или ты останешься здесь, пока я буду с моим господином в Дамаске Сирийском и не возвращусь к тебе? Он стремится в Дамаск Сирийский, а мне, клянусь Аллахом, не легко расстаться с ним, и я боюсь для него зла от разбойников с дороги». — «Я поеду с вами» , — ответила ему жена.
И истопник воскликнул: «Слава Аллаху за согласие! Дело закончено!»
А потом он поднялся и продал свои пожитки и пожитки жены… »
И Шахерезаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Пятьдесят пятая ночь
Когда же настала пятьдесят пятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что истопник и его жена сговорились с Дау-аль-Маканом отправиться в Дамаск, а потом истопник продал свои пожитки и пожитки своей жены, купил верблюда и нанял осла и посадил на него Дау-аль-Макана, и они поехали, и ехали непрерывно шесть дней, пока не вступили в Дамаск, и прибыли туда в конце дня. И истопник пошел и купил, по обычаю, кое-какой еды и напитков, и они провели таким образом пять дней, а после этого жена истопника проболела немного и отошла к милости великого Аллаха, и это было тяжело Дау-аль-Макану, так как он привык к ней, пока она ходила за ним.
И когда она умерла, истопник печалился по ней великой печалью, и Дау-аль-Макан, посмотрев на него, увидел, что он опечален, и сказал ему: «Не горюй, мы все войдем в эту дверь». И истопник обернулся к нему и воскликнул: «Да воздаст тебе Аллах благом, о дитя мое! Аллах великий возместит нам, по своей милости, и прогонит от нас печаль! Не хочешь ли, дитя мое, выйдем и погуляем в Дамаске, чтобы развлеклось твое сердце». — «Будь по-твоему» , — ответил Дау-аль-Макан. И истопник поднялся и вложил свою руку в руку Дау-аль-Макана, и они вышли и пришли к стойлам дамасского вали и увидели верблюдов, нагруженных сундуками, коврами и парчовыми материями, и оседланных коней и бактрийских верблюдов и рабов, негров и белых, и народ суетился и толкался. И Дау-аль-Макан воскликнул: «Посмотрите-ка! Чьи это невольники, верблюды и материи?» И он спросил одною из слуг: «Кому эти подарки?» И спрошенный ответил ему: «Это дары дамасского эмира, которые он хочет послать царю Омару ибн ан-Нуману вместе с податью Сирии»
53
Отзывы (0)