Повесть о царе Омаре ибн ан-Нумане и его сыне ШаррКане, и другом сыне Дау-аль Макане, и о случившихся с ними чудесах и диковинах.
Восемьдесят первая ночь
Когда же настала восемьдесят первая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что везирь Дандан рассказывал Дау-аль-Макану: «И вторая девушка говорила твоему покойному отцу, Омару ибн ан-Нуману: «Один человек сказал Мухаммеду ибн Абд-Аллаху: «Дай мне наставление». И тот ответил: «Мое наставление тебе: будь в этой жизни владыкой воздержанным, а до будущей жизни рабом жадным». — «Как так?» — спросил человек. И Мухаммед ответил: «Воздержный в этой жизни владеет и вольной жизнью в будущем».
Говорил Гаус ибн Абд-Аллах: «Было два брата среди сынов Израиля, и один спросил другого: «Какое самое страшное дело ты сделал?» — «Я проходил мимо гнезда с птенцами, — отвечал тот, — и, взяв оттуда одного из птенцов, бросил его обратно в гнездо, но не к тем птенцам, от которых я взял его; это самое страшное дело, которое я сделал». — «А какое дело самое страшное из того, что сделал ты?» — «Что до меня, — отвечал ему брат, — то вот самое страшное дело, которое я совершаю: вставая на молитву, я боюсь, что делаю это только ради награды». А отец слышал их речи и воскликнул: «О боже, если они говорят правду, возьми их к себе!» И сказал кто-то из разумных: «Поистине, эти двое из числа достойнейших детей».
Говорил Сапд ибн Джубейр: «Я был вместе с Фудалой ибн Убейдом и сказал ему: «Дай мне наставление», а он отвечал: «Запомни из моих слов две черты: не придавай Аллаху никого в товарищи и не обижай ни одну из тварей Аллаха». И он произнес такое двустишие:
«Таким, каким хочешь, будь — Аллах многомилостив.
Заботы оставь свои — ведь в жизни дурными
Два дела лишь должно счесть, — не будь же ты Близок к ним, —
Придача богов других и к людям жестокость».
А сколь прекрасны слова поэта:
«Когда ты не взял с собой запас благочестия
И встретишь по смерти тех, кто им запастись успел»
Ты каяться будешь в том, что с ними несходен ты,
И в том, что запаса ты не сделал, подобно им».
Затем выступила третья девушка, после того как отошла вторая, и сказала: «Поистине, глава о подвижничестве очень обширна, но я расскажу из нее кое-что, что мне вспомнится со слов благочестивых предков.
Сказал кто-то из знающих: «Я радуюсь смерти и не уверен, что найду в ней отдых. Но я знаю, что смерть стоит между мужем и его делами, и я надеюсь, что добрые дела будут удвоены, а злые дела прекратятся».
Когда ученый Ата-ас-Сулами заканчивал наставление, он начинал трястись, дрожать и горько плакать. Его спросили: «Почему эго?» И он отвечал: «Я собираюсь приступить к великому делу, а именно — стать перед лицом великого Аллаха, чтобы поступать сообразно с моим наставлением. Поэтому-то Али Звина-аль-Абидин (139), сын аль-Хусейна, дрожал, вставая на молитву, и когда его спросили об этом, он сказал: «Разве знаете вы, перед кем я встаю и к кому обращаюсь?»
Говорят, что рядом с Суфьяном ас-Саури жил один слепой человек, и когда наступал месяц рамадан (140), он выходил с людьми молиться, но молчал и оставался дольше других. И говорил Суфьян: «Когда настанет день воскресения, приведет людей Корана, и они будут выделены среди других тем признаком, что им оказано будет большое уважение».
Говорил Суфьян: «Если бы душа утвердилась в сердце как следует, оно бы наверно взлетело от радости, стремясь к раю, и от печали и страха перед огнем».
И говорят со слов Суфьяна, что он сказал: «Смотреть в лицо несправедливому — грех».
Затем третья девушка отошла и выступила четвертая и сказала: «А вот и я расскажу кое-что из того, что мне вспомнится из рассказов о праведниках.
Передают, что Бишр Босоногий (141) говаривал: «Я слышал, как Халид (142) говорил: «Берегись тайного многобожия!» — «А что такое тайное многобожие?» — спросили его. И он сказал: «Если кто-нибудь из вас молится и очень долго длит поясные и земные поклоны, то снова становится нечистым».
Говорил кто-то из знающих: «Добрые дела искупают злые», а Ибрахим говорил: «Я пробил Бишра Босоногого открыть мне кое-что из тайн истинной жизни, и он сказал мне: «О сынок, этой науке нам не следует учить всякого: из каждой сотни — пять, как подать с денег». И я нашел его слова прекрасными и одобрил их, — говорил Ибрахим ибн Адхам, — и однажды я молюсь и вижу — Бишр тоже молится. И я встал сзади него, творя поклоны, пока не прокричал муздзин (143). И тут поднялся человек в обтрепанной одежде и сказал: «О люди, берегитесь вредоносной правды, и нет зла в полезной лжи; в необходимости нет выбора, и не помогут слова при отсутствии блага, как не повредит молчание, когда оно есть». Однажды я увидел, — говорил Ибрахим, — как у Бишра упал даник (144), и я встал и подал ему вместо него дирхем, но он сказал: «Я не возьму его». — «Это вполне дозволено», — сказал я. И Бишр отвечал: «Я не променяю на блага здешней жизни блага жизни будущей. Рассказывают, что сестра Бишра Босоногого отправилась к Ахмеду ибн Ханбалю… (145)»
И Шахерезаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Восемьдесят вторая ночь
Когда же настала восемьдесят вторая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что везирь Дандан рассказывал Дау-аль-Макану: «И девушка говорила твоему отцу, что сестра Бишра Босоногого отправилась к Ахмеду ибн Ханбалю и сказала ему: «О Имам веры, мы прядем ночью и работаем для жизни днем. Мимо нас редко проходят стражники Багдада со светильниками, а мы сидим на крыше и прядем при свете их. Запретно ли это нам?» — «Кто ты?» — спросил ее Ахмед ибн Ханбаль. «Сестра Бишра Босоногого», — отвечала она. И ибн Ханбаль воскликнул: «О семейство Бишра, я не перестаю усматривать благочестие в ваших сердцах».
Говорил кто-то из знающих: «Когда Аллах хочет своему рабу добра, он открывает ему врата дела».
Когда Малик ибн Динар проходил по рынку и видел что-нибудь, чего ему хотелось, он говорил: «О душа, черни, я не соглашусь на то, чего ты желаешь!» И говорил он: «Да будет доволен Аллах, спасение души в том, чтобы перечить ей, а беда для души в том, чтобы ей следовать».
Говорил Мансур ибн Аммар: «Однажды я совершил паломничество и направлялся в Мекку через Куфу, а ночь была темная. И вдруг я услышал, как кто-то кричит в глубине ночи: «О боже, клянусь твоей славой и величием, совершив грех, я не хотел тебя ослушаться, и я не отрицаю бытия твоего. Это прегрешение ты судил мне совершишь в твоей предвечной безначальности. Прости же мне то, в чем я преступил; я ослушался тебя по неведению!» И, окончив молиться, он произнес такой стих из Корана: «О те, кто уверовал, охраняйте себя и ваших близких от огня, топливо которого — люди и камни… », и я услышал шум падения, причины которого я не знал, и уехал. А когда настал следующий день, мы шли по дороге и увидели похоронное шествие, и за ним шла старуха, силы которой ушли. Я спросил ее об умершем, и она сказала: «Это похороны одного человека, который вчера проходил мимо нас, когда мой сын стоял и молился. И он прочел стих из книги Аллаха великого, и у этого человека лопнул желчный пузырь, и он умер».
Затем четвертая девушка отошла и выступила пятая и сказала: «А вот я расскажу кое-что из того, что мне вспомнится из рассказов о праведных предках.
Говорил Маслам ибн Динар: «Если исправить темные мысли, простятся и малые и великие прегрешения. И если вознамерится раб оставить грехи — придет к нему милость Аллаха». И говорил он: «Всякое благо, которое но приближает к Аллаху, есть бедствие, и малое в здешней жизни отвлекает от многого в будущей, а многое в здешней жизни заставляет забыть о малом в жизни будущей».
Спросили Абу-Хазима: «Кто счастливейший из людей?» И он сказал: «Человек, жизнь которого проходит в повиновении Аллаху». — «А кто глупейший из людей?» — спросили его. И он ответил: «Тот, кто продает свою будущую жизнь за здешнюю жизнь другого».
Передают, что когда Муса (146) — мир с ним! — пришел к воде Мадьянитов (147), он сказал: «Господи, я нуждаюсь во благе, которое ты мне ниспослал!» И Муса просил своего господа, но не просил людей. И пришли две девушки, и он напоил их скотину и не пустил пастухов вперед. И девушки, вернувшись, рассказали об этом своему отцу, Шуайбу, — мир с ним! А тот сказал: «Может быть, он голоден?» — и он велел одной из них: «Воротись к нему и позови его!» И девушка, придя к Мусе, закрыла лицо и сказала: «Мой отец зовет тебя, чтобы дать тебе награду за то, что ты принес нам воды». Но Муса не желал этого и не хотел следовать за нею. А это была женщина с большим задом, и ветер подымал ее одежду, так что Мусе был видел ее зад, и он зажмуривал глаза. И потом он сказал ей: «Будь сзади, а я пойду впереди тебя». И она шла сзади, пока он не вышел к Шуайбу — мир с ним! Когда ужин был приготовлен… »
И Шахерезаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Восемьдесят третья ночь
Когда же настала восемьдесят третья ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что везирь Дандан рассказывал Дау-аль-Макану: «И пятая невольница говорила твоему отцу: «И Муса — мир с ним! — вошел к Шуайбу, когда ужин был приготовлен. И Шуайб сказал ему: «О Муса, я хочу дать тебе награду за то, что ты принес им воды. А Муса отвечал: «Я из людей того дома, где не продают деяния будущей жизни за все золото и серебро на земле». — «О юноша, — ответил Шуайб, — ты ведь мой гость, а мой обычай и обычай моих отцов почтить гостя, накормив его пищей». И Муса поел, а затем Шуайб нанял его на время восьми паломничеств, то есть лет, и как плату за это предназначил ему в жены одну из своих дочерей. И работа Мусы для Шуайба была за нее выкупом, как сказал Аллах великий, говоря за Шуайба: «Я хочу женить тебя на одной из этих моих двух дочерей за то, что ты прослужишь у меня восемь паломничеств. И если ты завершишь десяток, это будет от тебя, а я не хочу тебя затруднять».
Один человек сказал своему другу, которого он долго не видел: «Ты заставил меня тосковать, так как я давно не видел тебя». — «Меня отвлек от тебя ибн Шихаб, — ответил его друг. — Знаешь ли ты его?» — «Да, — сказал спрошенный, — он уже тридцать лет мой сосед, но я с ним не заговариваю». — «Ты забыл Аллаха и потому забыл соседа, а если бы ты любил Аллаха, то любил бы и соседа, — ответил ему друг. — Разве ты не знаешь, что сосед имеет такие же права на соседа, как родственник?»
Говорил Хузейфа: «Мы вступим в Мекку вместе с Ибрахимом ибн Адхамом, и Шакик аль-Бальхи тоже совершал паломничество в этом году. Мы встретились во время обхода, и Ибрахим спросил Шакика: «Как вы поступаете в ваших землях?» — «Когда имеем — едим, а когда голодаем — терпим», — ответил Шакик
53
Отзывы (0)