Сто девяносто шестая ночь
Когда же настала сто девяносто шестая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда везирь сделал с Марзуваном то, что сделал, он сказал ему: «Знай, что я был причиною того, что ты спасся, не будь же ты теперь причиною моей смерти и твоей смерти». — «А как так?» — спросил Марзуван. И везирь сказал: «Ты сейчас поднимешься и пройдешь между эмирами и везирями, и все они будут молчать, ничего не говоря, из-за Камар-аз-Замана, сына султана».
И, услышав о Камар-аз-Замане, Марзуван все вспомнил, так как он слышал рассказы о нем в других странах и пришел сюда в поисках его, но он притворился незнающим и спросил везиря: «А кто такой Камар-аз-Заман?» — и везирь отвечал ему: ««Это сын султана Шахрамана, и он болен и лежит в постели; ему нет покоя, и он не ест, не пьет и не спит ни ночью, ни днем. Он близок к смерти, и мы отчаялись, что он будет жить, и уверились в его близкой кончине. Берегись же долго глядеть на него и смотреть не на то место, куда ты ставишь ногу: иначе пропадет твоя и моя душа».
«Ради Аллаха, о везирь, — сказал Марзуван, — я надеюсь, что ты расскажешь мне об этом юноше, которого ты мне описал. В чем причина того, что с ним?» — «Я не знаю причины, — отвечал везирь, — но только его отец три года назад просил его, чтобы он женился, а Камараз-Заман отказался, и отец разгневался на него и заточил его. А наутро юноша стал утверждать, что он спал и видел рядом с собою девушку выдающейся красоты, чью прелесть бессилен описать язык, и сказал нам, что снял с ее пальца перстень и сам надел его, а ей надел свой перстень. И мы не знаем того, что скрыто за этим делом. Заклинаю же тебя Аллахом, о дитя мое, когда поднимешься со мною во дворец, не смотри на царского сына и иди своей дорогой: сердце султана полно гнева на меня».
И Марзуван подумал: «Клянусь Аллахом, это и есть то, что я ищу! А потом Марзуван пошел сзади везиря и пришел во дворец, и везирь сел у ног Намар-Замана, а Марзуван — у того не было другого дела, как идти, пока он не остановился перед Камар-аз-Заманом и не посмотрел на него. И везирь умер живьем от страха и стал смотреть на Марзувана и подмигивать ему, чтобы он шел своей дорогой. Но Марзуван притворился, что не замечает его, и смотрел на Камараз-Замана. И он убедился и узнал, что это тот, кого он ищет… »
И Шахерезаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Сто девяносто седьмая ночь
Когда же настала сто девяносто седьмая ночь, она сказала. «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда
Марзуван посмотрел на Камар-азЗамана и узнал, что это тот, кого он ищет, он воскликнул: «Слава Аллаху, который сделал его стан подобным ее стану и его щеку такой, как ее щека, и цвет его лица таким же, как у нее!»
А Камар-аз-Заман открыл глаза и стал прислушиваться к словам Марзувана, и, когда Марзуван увидел, что Камар-аз-Заман прислушивается к его словам, он проговорил такие стихи:
«Я вижу, взволнован ты и стонешь в тоске своей,
И склонен устами ты красоты хвалить ее.
Любовью охвачен ты иль стрелами поражен?
Так держит себя лишь тот, кто был поражен стрелой.
Меня напои вином ты в чаше, и спой ты мне,
Сулейму и ар-Ребаб и Танум ты помяни.
О, солнце лозы младой — дно кружки звезда его,
Восток-рука кравчего, а запад — уста мои.
Ревную бока ее к одежде ее всегда,
Когда надевает их на тело столь нежное.
И чашам завидую, уста ей целующим,
Коль к месту лобзания она приближает их.
Не думайте, что убит я острым был лезвием, —
Нет, взгляды разящие метнули в меня стрелу.
Когда мы с ней встретились, я пальцы нашел ее
Окрашенными, на кровь дракона похожими,
И молвил: «Меня уж нет, а руки ты красила!
Так вот воздаяние безумным, влюбившимся!»
Сказала она и страсть влила в меня жгучую
Словами любви, уже теперь нескрываемое:
«Клянусь твоей жизнью я, не краской я красила,
Не думай же обвинять в обмане и лжи меня.
Когда я увидела, что ты удаляешься, —
А ты был рукой моей в кистью и пальцами, —
Заплакала кровью я, расставшись, и вытерла
Рукою ее, и кровь мне пальцы окрасила»,
И если б заплакать мог я раньше ее, любя,
Душа исцелилась бы моя до раскаянья,
Но раньше заплакала она, в заплакал я
От слез ее и сказал: «Заслуга у первого
Меня не браните вы за страсть и ней — поистине,
Любовью клянусь, по ней жестоко страдаю я.
Я плачу о той, чей лик красоты украсили,
Арабы в персы ей не знают подобия.
Умна как Лукман (231) она, ликом как у Юсуфа,
Ноет как Давид она, как Марьям, воздержана.
А мне — горесть Якова, страданья Юсуфа,
Несчастье Иова и беды Адамовы (232),
Не надо казнить ее! Коль я от любви умру,
Спросите ее: «Как кровь его ты пролить могла?»
И когда Марзуван произнес эту касыду, он низвел на сердце Камараз-Замана прохладу и мир, и тот вздохнул и повернул язык во рту и сказал своему отцу: «О батюшка, позволь этому юноше подойти и сесть со мной рядом… »
И Шахерезаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Сто девяносто восьмая ночь
Когда же настала сто девяносто восьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Камар-аз-Заман сказал своему отцу: «О батюшка, пусти этого юношу подойти и сесть со мной рядом». И когда султан услышал от Камар-аз-Заман эти слова, он обрадовался великой радостью, а ведь раньше его сердце встревожилось из-за Марзувана, и он задумал в душе обязательно отрубить ему голову. И теперь он услышал, что его сын заговорил, и то, что с ним было, прошло, и он поднялся и привлек к себе юношу Марзувана и посадил его рядом с Камар-аз-Заманом.
И царь обратился к Марзувану и сказал ему: «Слава Аллаху за твое спасение!» А Марзуван ответил: «До сохранит тебе Аллах твоего сына!» — и пожелал царю добра. «Из какой ты страны?» — спросил его царь, и он ответил: «С внутренних островов, из земель царя аль-Гайюра, владыки островов, морей и семи дворцов». И царь Шахраман сказал ему: «Может быть, твой приход будет благословенным для моего сына и Аллах спасет его от того, что с ним». — «Если пожелает Аллах великий, будет только одно добро», — отвечал Марзуван.
А потом он обратился к Камар-аз-Заману и сказал ему на ухо, незаметно для царя и для вельмож правления: «О господин мой, укрепи свою душу и сделай свое сердце сильным и прохлади свои глаза. Той, из-за кого ты стал таким, — не спрашивай, каково ей из-за тебя. Но ты скрыл свою любовь и заболел, а что до нее, то она объявила о своей любви и все сказали, что она бесноватая. И теперь она в заточении, и на шее у нее железная цепь, и она в наихудшем состоянии, но если захочет (Аллах великий, ваше излеченье будет делом моих рук».
И когда Камар-аз-Заман услышал эти слова, дух вернулся к нему и его сердце окрепло, и он оживился и сделал знак своему отцу, чтобы тот посадил его, и царь едва не взлетел от радости. Он подошел к сыну и посадил его, и Камар-аз-Заман сел, а царь махнул платком, так как боялся за своего сына, и все эмиры и везири ушли. И царь положил Камар-аз-Заману две подушки, и тот сел, облокотившись на них, а царь велел надушить дворец шафраном, а потом он приказал украсить город и сказал Марзувану: «Клянусь Аллахом, о дитя мое, твое появление счастливо и благословенно», — и проявил к нему крайнее уважение.
Затем царь потребовал для Марзувана кушанья, и их подали, и Марзуван подошел и сказал Камар-аз-Заману: «Подойди поешь со мною», — и Камар-аз-Заман послушался его и подошел и стал есть с ним, и при всем этом царь благословлял Марзувана и говорил: «Как прекрасно, что ты пришел, о дитя мое!» А когда отец Камар-аз-Замана увидел, что его сын стал есть, его радость и веселье увеличились, и он сейчас же вышел и рассказал об этом матери юноши и жителям дворца. И во дворце забили в барабаны при радостной вести о спасении Камар-аз-Замана. И царь велел кликнуть клич, чтобы город украсили, и город был украшен, и люди обрадовались, и был то великий день. А затем Марзуван провел эту ночь подле Камар-аз-Замана, и царь переночевал с ними, радостный, и ему было весело… »
И Шахерезаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Сто девяносто девятая ночь
Когда же настала сто девяносто девятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что царь Шахраман провел эту ночь с ними — так он был рад исцелению своего сына. А когда наступило утро и царь Шахраман ушел и Марзуван остался один с Камар-аз-Заманом, он рассказал ему всю историю, с начала до конца, и сказал: «Знай, что мне знакома та, с которой ты был вместе, и зовут ее Ситт Будур, дочь царя аль-Гайюра».
А затем он рассказал ему с начала до конца о том, что произошло с госпожой Будур, и поведал о крайней ее любви к нему и сказал: «Все, что произошло у тебя с твоим отцом, случилось и у нее с ее отцом. Ты, без сомнения, ее возлюбленный, а она — твоя возлюбленная. Укрепи же твою волю и сделай сильным твое сердце — я приведу тебя к ней и скоро сведу вас вместе. И я сделаю с вами так, как сказал поэт:
Когда друзья друг друга покинули
И долго уж их ссора продлилась,
Я скреплю меж ними вновь дружбы связь,
Как гвоздь скрепляет лезвия ножниц».
И Марзуван до тех пор убеждал Камар-аз-Замана быть сильным, и ободрял его и утешал и побуждал есть м пить, пока тот не поел кушаний и не выпил напитков, дух его вернулся к нему, и возвратились его силы, и он спасся от того, что его постигло. И все это время Марзуван развлекал его стихами и рассказами, пока Камар-аз-Заман не поднялся на ноги и не пожелал пойти в баню. И Марзуван взял его за руку и свел в баню, и они вымыли себе тело и почистились… »
И Шахерезаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Ночь, дополняющая до двухсот
Когда же настала ночь, дополняющая до двухсот, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Камар-аз-Заман, сын царя Шахрамана, пошел в баню, его отец приказал выпустить заключенных, радуясь этому, и наградил роскошными одеждами вельмож своего царства и роздал бедным милостыню, и велел украсить город, и город был украшен семь дней.
А потом Марзуван сказал Камар-аз-Заману: «Знай, о господин мой, что я прибыл от Ситт Будур и цель моего путешествия в том, чтобы освободить ее от ее недуга. Нам остается лишь придумать хитрость, чтобы отправиться к ней, так как твой отец не может с тобой расстаться, и, по моему мнению, тебе следует завтра попросить у отца разрешения поехать на охоту в пустыню. Захвати мешок, полный денег, сядь на коня и возьми с собою подставу, и я тоже, как и ты, сяду на коня. А своему отцу ты скажи: «Я хочу прогуляться в равнине я поохотиться, я посмотрю пустыню и проведу там одну ночь». И когда мы выедем, то отправимся своей дорогой, и не давай никому из слуг следовать за нами».
И Камар-аз-Заман воскликнул: «Прекрасен такой план!» — и обрадовался великой радостью, и его спина укрепилась. И он вошел к своему отцу и рассказал ему все это, и царь позволил ему поехать на охоту и сказал: «О дитя мое, тысячу раз благословен тот день, который дал тебе силу. Я согласен на твою поездку, но только переночуй там одну лишь ночь, а завтра приезжай и явись ко мне: ты знаешь, что жизнь приятна мне лишь с тобою, и мне не верится, что ты поправился от болезни. Ты для меня таков, как сказал об этом поэт:
И если б иметь я мог на каждую ночь и день
Ковер Сулеймана (233) и Хосроев могучих власть, —
Все это не стоило б крыла комариного,
Когда бы не мог мой глаз всегда на тебя взирать».
Потом царь снарядил своего сына Камар-аз-Замана и снарядил вместе с ним Марзувана и приказал, чтобы им приготовили четырех коней и двугорбого верблюда для поклажи, и одногорбого, чтобы нести воду и пищу. И Камар-аз-Заман не позволил никому с ним выехать, чтобы служить ему. И отец простился с сыном и прижал его к груди и поцеловал и сказал: «Ради Аллаха, прошу тебя, не отлучайся больше чем на одну ночь: сон для меня в эту ночь будет запретен, ибо я чувствую так, как сказал поэт:
Сближенье с тобою — блаженство блаженств,
Мученье мучений — страдать без тебя.
Я жертва твоя! Если грех мой — любовь
К тебе, то проступок велик мой, велик.
Как я, ты горишь ли огнями любви?
Они меня жарят, как пытки в аду».
«О батюшка, если захочет Аллах, я проведу там только одну ночь, — сказал Камар-аз-Заман, а затем он простился с отцом и уехал. И Камар-аз-Заман с Марзуваном выехали, сев на коней (а с ними был двугорбый верблюд, нагруженный поклажей, и одногорбый верблюд с водой и пищей), и направились в пустыню… »
И Шахерезаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Двести первая ночь
Когда же настала двести первая ночь, она сказала». «Дошло до меня, о счастливый царь, что Камар-азЗаман с Марзуваном выехали и направились в пустыню и ехали от начала дня и до вечера, а потом остановились, поели, попили и накормили животных и отдыхали некоторое время. А затем они сели на коней и поехали, и ехали, не останавливаясь, три дня, а на четвертый день появилась перед ними просторная местность, где были густые заросли, и они остановились там. И Марзуван зарезал верблюда и коня и разрубил их мясо на куски и очистил кости от мяса, а потом он взял у Камар-аз-Замана его рубашку и одежду, порвал их на куски и вымазал в крови коня, и взял кафтан Камар-аз-Замана, тоже порвал его и вымазал в крови и бросил у разветвления дороги.
А потом они попили, поели и двинулись дальше. И Камар-аз-Заман спросил Марзувана: «Что это ты сделал, о брат мой, и какая будет от этого польза?» — и Марзуван отвечал ему: «Знай, что когда нас не будет еще одну ночь после той ночи, на которую мы взяли позволение, и мы не явимся, твой отец, царь Шахраман, сядет на коня и поедет за нами следом. И когда он доедет до этой крови, которую я разлил, и увидит твою разорванную рубашку и одежду и на них кровь, он подумает, что тебя постигла беда от разбойников иди зверей пустыни, и перестанет надеяться на твое возвращение и вернется в город. А мы достигнем этой хитростью того, чего хотим». И Камар-азЗаман сказал: «Клянусь Аллахом, это прекрасная хитрость! Ты хорошо сделал!»
И потом они ехали в течение дней и ночей, и все это время Камар-аз-Заман, оставаясь наедине с собою, жаловался и плакал, пока не возрадовался, узнав, что земля его возлюбленной близко. И он произнес такие стихи:
«Сурова ли будешь с тем, не мог кто забыть тебя
На час, и откажешь ли, когда я желал тебя?
Не знаю пусть радости, когда обману в любви,
И если я лгу, то пусть разлуку узнаю я!
Вины ведь за мною нет, чтоб ты холодна была,
А если вина и есть, пришел я с раскаяньем.
Одно из чудес судьбы — что ты от меня бежишь:
Ведь дни непрестанно нам приносят диковины».
Когда же Камар-аз-Заман кончил говорить стихи, Марзуван сказал ему: «Посмотри, вот показались острова Варя аль-Гайюра, и Камар-аз-Заман обрадовался и поблагодарил его, поцеловал его и прижал к груди
162
Отзывы (0)