— «Слушаю и повинуюсь!» — ответила она и затем написала такие стихи:
«Я утешилась, и сладостен для глаза сон.
И со слов хулящих слыхала я о случившемся.
Согласилось сердце забыть о вас и утешиться,
И решили веки, когда вас нет, не бодрствовать.
Лгут сказавшие: «Отдаленье-горечь!» Поистине,
Мне даль на вкус как сахар сладкой кажется,
Ненавижу ныне я всякого, кто помянет вас,
Возражая мне, и дурное я ему делаю.
Я забыла вас всеми членами и утешилась —
Пусть узнает сплетник, пусть ведает, кто ведает».
«Клянусь Аллахом, о госпожа, он ещё не прочитает эту бумажку, как душа его расстанется с телом!» — воскликнул я. И девушка спросила: «О ибн Мансур, разве страсть дошла до такого предела, что ты сказал то, что сказал?» — «Если бы я сказал и больше, это была бы правда, прощение — черта благородных» , — ответил я. И когда она услышала мои слова, её глаза наполнились слезами. И она написала ему записку (клянусь Аллахом, о повелитель правоверных, у тебя в диване нет никого, кто бы умел так хорошо писать, как она!) и написала в ней такие стихи:
Доколе обвиненья и причуды?
Завистников ты, клянусь, утолил всю злобу.
Быть может, я проступок совершила,
Не ведая, — скажи, о чем узнал ты;
Хотела бы я положить, любимый,
Тебя на месте сна для век и глаза,
Без примеси пила любви я чашу,
Не укоряй, увидев, что хмельна я».
А окончив писать письмо…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Триста тридцать третья ночь.
Когда же настала триста тридцать третья ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, окончив писать письмо и запечатав его, Будур подала его мне, и я сказал:
«О госпожа, поистине, это письмо исцелит больного и утолит жажду!»
А потом я взял письмо и вышел.
И девушка кликнула меня после того, как я вышел, и сказала: «О ибн Мансур, скажи ему: „Она сегодня вечером твоя гостья“. И я сильно обрадовался этому и пошёл с письмом к Джубейру ибн Умейру, и, войдя к нему, я увидел, что глаза его направлены к двери в ожидании. И я подал ему записку, и он развернул её и прочитал и понял то, что в ней было, и тогда он издал великий крик и упал без памяти, а очнувшись, спросил меня: „О ибн Мансур, она написала эту записку своей рукой, касаясь её пальцами?“
«О господин, а разве люди пишут ногами? — отвечал я.
И, клянусь Аллахом, о повелитель правоверных, мы с ним не закончили ещё своего разговора, как уже услыхали звон её ножных браслетов в проходе, когда она входила.
И, увидав её, Джубейр поднялся на ноги, словно совсем не испытывал страданий, и обнял её, как лям обнимает алиф (365), и оставила его слабость тех, кто над собою не властен. И потом он сел, а она не села, и я спросил её: «О госпожа, почему ты не садишься?» И она отвечала: «О ибн Мансур, я сяду лишь с тем условием, которое есть между нами». — «А что это за условие между вами?» — спросил я. «Тайны влюблённых не узнает никто» , — отвечала девушка, и затем она приложила рот к уху Джубейра и что-то тихо сказала ему, и тот ответил: «Слушаю и повинуюсь!»
И затем Джубейр поднялся и стал шептаться с одним из своих рабов, и раб исчез ненадолго и вернулся, и с ним был кади и два свидетеля. И Джубейр поднялся и принёс мешок, в котором было сто тысяч динаров, и сказал: «О кади, заключи мой договор с этой женщиной при приданом в таком-то количестве». — «Скажи: „Я согласна на это“, — сказал ей кади. И она сказала: „Я согласна на это“. И договор заключили.
И тогда девушка развязала мешок и, захватив полную пригоршню, дала денег кади и судьям, а потом она подала Джубейру мешок с оставшимися деньгами. И кади с свидетелями ушли, а я просидел с ним и с нею, веселясь и развлекаясь, пока не прошла большая часть ночи. И тогда я сказал себе: «Они влюблённые и провели долгое время в разлуке — я сейчас встану и буду спать гденибудь вдали от них и оставлю их наедине друг с другом».
И я поднялся, но Будур уцепилась за мой подол и спросила: «Что сказала тебе твоя душа?» И я отвечал ей: «То-то и то-то». — «Сиди, а когда мы захотим, чтобы ты ушёл, мы тебя отпустим» , — сказала она. И я просидел с нами, пока не приблизилось утро, и тогда она сказала: «О ибн Мансур, ступай в ту комнату, мы постлали тебе там ложе и постель, и оно будет тебе местом сна».
И я пошёл и проспал там до утра, а когда я проснулся утром, ко мне пришёл слуга с тазом и кувшином, и я совершил омовение и утреннюю молитву. И потом я сел, и когда я сидел, вдруг Джубейр и его возлюбленная вышли из бани, которая была в доме, и оба они выжимали кудри. И я пожелал им доброго утра и поздравил их с благополучием и пребыванием вместе, и сказал ему: «Это начинается с условия, кончается согласием». — «Ты прав, и тебе надлежит оказать уважение» , — ответил он. И затем он кликнул своего казначея и сказал ему: «Принеси мне три тысячи динаров!»
И казначей принёс ему мешок, где было три тысячи динаров, и Джубейр сказал мне: «Сделай нам милость, (приняв это». А я отвечал: «Не приму, пока ты мне не расскажешь, почему любовь перешла от неё к тебе после такого великого отдаления». — «Слушаю и повинуюсь» , — отвечал он. «Знай, что у нас есть праздник, который называется праздник новолетий, и в этот день все люди выходят и садятся в лодки и катаются по реке. И я выехал с друзьями прокатиться и увидел лодку, где было десять невольниц, подобных лунам, и эта Ситт-Будур сидела среди них, и с ней была её лютня. И она ударила по ней на одиннадцать ладов, а затем вернулась к первому ладу и произнесла такие два стиха:
«Огонь холоднее, чем огни в моем сердце,
И мягче утёс любой, чем сердце владыки.
Поистине, я дивлюсь тому, как он создан был —
Ведь тело его — вода, а сердце, как камень».
И я сказал ей: «Повтори двустишие и напев — по она не согласилась…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Триста тридцать четвёртая ночь.
Когда же настала триста тридцать четвёртая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Джубейр ибн Умейр говорил: „И я сказал ей: «Повтори двустишие и напев“.
Но она не согласилась, и тогда я велел матросам забросать её, и они стали бросать в неё апельсинами так, что мы даже испугались, что потонет лодка, в которой она находилась.
И она уехала своей дорогой, и вот причина перехода любви из её сердца в моё сердце».
И я поздравил их обоих с тем, что они вместе, и взял мешок и то, что было в нем, и отправился в Багдад».
И расправилась грудь халифа, и прошла мучившая его бессонница и стеснение в груди.
28
Отзывы (0)