Носильщик и ходжа

Вот тебе сто дукатов, ступай заплати отступного, получи у кадия судебную грамоту, что дети действительно твои, а потом приведи их ко мне.
Носильщик сделал все так, как наказала ханум: заплатил сто дукатов отступного, получил грамоту, взял детей и повел их к ханум.
Уж и голосила жена ходжи, требовала, чтобы носильщик оставил в покое ее детей. Но кадий заявил, что носильщик имеет полное право поступать с ними по своему усмотрению. Носильщик привел детей к ханум, она их покормила, а бедняку велела на следующий день с утра зайти за детьми и отвести к глашатаю, чтобы тот продал их с торгов.
Не успела жена ходжи переступить порог своего дома, а он уже бежит ей навстречу:
— Ну как, выручила дукаты?
— Дукаты выручила, зато детей потеряла!
Закручинился ходжа, как услышал этакую весть, но ничего изменить уже был не в силах.
А носильщик в положенный час пришел к ханум. Она его напутствовала такими словами:
— Возьми детей, отведи их на базарную площадь и вели глашатаю назначить для начала за обоих мальчиков сто дукатов. А я тоже приду на площадь и буду набивать цену и не уступлю детей их отцу. Когда же наступит пора прекратить торги, я подам тебе знак.
Носильщик забрал детей, отвел их на базарную площадь глашатаю и велел продать мальчиков с торгов за сто дукатов. Глашатай повел детей по Стамбулу, на ходу выкрикивая цену. Вот проходит он мимо лавки ходжи. Отец сразу узнал своих детей, выскочил на улицу и закричал:
— Накидываю еще один дукат!
— Сто один дукат! — закричал глашатай и повернул обратно на базарную площадь, где его поджидала ханум.
— Кто позволяет себе над детьми насмехаться? — воскликнула она. — Даю пятьсот дукатов!
Глашатай выкрикивает цену, предложенную ханум, и спешит к лавке ходжи.
— Накидываю еще один дукат! — перебил его ходжа-паломник.
Глашатай крикнул во весь голос:
— Пятьсот один дукат! — и зашагал к ханум.
— Тысячу дукатов! — сказала она.
Глашатай кинулся к лавке объявить последнюю цену, а ходжа снова прибавляет один дукат.
— Тысячу один дукат стоят эти два мальчика! — заорал во все горло глашатай.
Слышит ханум, что ходжа снова прибавил всего только один дукат, и так ему ответила:
— Полторы тысячи дукатов!
— Полторы тысячи дукатов! — отозвался глашатай, и голос его дошел до ушей ходжи, и по-прежнему отец набавил один дукат. Глашатай объявил:
— Тысяча пятьсот один дукат!
— Кто это позволяет себе над малыми детьми насмехаться? — снова послышался голос ханум. — Даю две тысячи дукатов!
Глашатай выкрикнул новую цену, и старик ходжа изумился:
— Любопытно знать, до каких пор будет продолжаться это соперничество?
Но от своих детей не отступишься, и ходжа поднял цену еще на один дукат. Глашатай повернул назад, оповещая о новой цене.
— Две тысячи пятьсот дукатов, — выкрикнула ханум.
Глашатай провозгласил ее цену и побежал к лавке. Узнал ходжа, как подскочила цена, и ужаснулся, но отступиться от своих детей не мог и снова прибавил один дукат.
Тут ханум подозвала к себе носильщика и велела уступить детей тому, чье слово было последним. Носильщик так и сказал глашатаю, а тот отвел детей к ходже и, получив за них две с половиной тысячи и один дукат, вручил деньги носильщику. Носильщик пошел к ханум, бросил деньги к ее ногам и сказал:
— Вот все, что у меня есть! Возьми деньги себе, а мне дай из них сто дукатов!
Удивилась ханум и говорит:
— Деньги принадлежат тебе, я ничего не возьму. Бери дукаты да немедленно покинь Стамбул, а то не выберешься отсюда живым.
Носильщик от всего сердца поблагодарил ханум, в тот же час выехал на родину и прожил там в довольстве и счастье до самой смерти.