Я все про них знаю от коричневой гильзы, с которой мы оказались в одном ящике. Она рассказала мне все придворные новости".
Но Огненная Карусель лишь меланхолично качала головой. "Любовь умерла, любовь умерла…" — вздыхала она. Она была из тех, кто думает, что если повторить слова миллион раз, они и на самом деле станут правдой.
Внезапно раздался резкий, суховатый кашель. Все огляделись. Это был продолговатый Патрон Для Фейерверка, привязанный к концу длинной палки. Вид у него был крайне заносчивый, и прежде, чем что-нибудь сказать, он обязательно покашливал, привлекая внимание.
"Гм, Гм!" — сказал Патрон. Все затихли, только Огненная Карусель все покачивала головой, бормоча: "Любовь умерла, любовь…"
"Попрошу внимания!" — прокричала хлопушка. Когдато она хотела заниматься политикой, и перво-наперво выучила все парламентские выражения.
"Сгинула навеки", — шепнула Карусель и заснула. В наступившей тишине Патрон Для Фейерверка кашлянул еще раз и начал свою речь. Он говорил медленным и четким голосом, словно диктуя кому-то очередной том своих воспоминаний. При этом он никогда не смотрел на собеседника, а устремлял свой взгляд вдаль. Честное слово, у него были отвратительные манеры!
"Колесо фортуны, — сказал он, — сегодня повернулось к юному королевичу. Его свадьба состоится в тот самый день, когда я совершу свой полет. Следует предположить, что день для праздника был выбран специально под мое выступление. Впрочем, принцам всегда везет".
"Старина, — сказала Петарда, — ты все перепутал. Это как раз нас запустят в честь Принца".
"Вас, — холодно заметил Патрон, — без сомненья. Но не меня. Я — особенный. Еще мои родители были людьми необыкновенными. Моя мать была самой известной Огненной Каруселью своего времени. Ее танцы отличались особым изяществом. Во время своего последнего выступления она успела прокружиться девятнадцать раз, и при каждом пируете бросала в темное небо по семь малиновых звездочек. Она была ростом в полтора метра и начинена лучшим порохом. Мой отец был, как и я, Патроном, и притом французского происхождения. Он взлетел так высоко, что люди начали волноваться, вернется ли он обратно. Не желая их огорчать, он вернулся, рассыпавшись в воздухе золотым дождем. Газеты захлебывались от восторга, описывая этот изумительный полет. Придворные Новости назвали его шедевром Пилотехнического Искусства".
"ПИРО, Пиротехнического, — встрял Бенгальский Огонь. — Уж я то знаю, что ПИРОтехнического, так было написано на моей коробке".
"Я сказал ПИЛОтехнического", — ответил Патрон таким строгим голосом, что Бенгальский Огонь почувствовал себя совершенно раздавленным, и ни с того ни с сего начал пихать маленькую шутиху. Надо же было показать, что он еще что-то значит.
"Я говорил про… — продолжил Патрон Для Фейерверка. — Что я, собственно, говорил?"
"Вы рассказывали про себя", — ответила Римская Свеча.
"Да, да, конечно! Я помню, что меня так грубо прервали на самом интересном месте. Ненавижу грубость и дурной тон. Я очень чувствителен. Никто, никто, кроме меня так не переживает обиду".
"Что значит — чувствителен?" — спросила Петарда Римскую Свечу.
"Это про того, кто натерев себе мозоль, сразу наступает на чужие", — шепнула ей на ухо Свеча, и Петарда расхохоталась.
"Что это тебя рассмешило? — мигом отозвался Патрон. — Я не смеялся".
"Мне весело, потому что я счастлива", — ответила Петарда.
"Смех без причины — признак дурачины, — сердито сказал Патрон. — Кто дал тебе право смеяться? Надо думать о других, а лучше всего — обо мне. Я всегда так делаю, и другим рекомендую. Это называется сострадание. Прекрасная добродетель, и я ей обладаю в полной мере. Только представьте, какое горе всех постигнет, если, к примеру, что-нибудь случится со мной сегодня ночью. Принц с Принцессой никогда больше не будут счастливы, их совместная жизнь будет испорчена в самом ее начале. А Король… Король, я знаю, этого не переживет. Когда я задумываюсь над всей значительностью своего положения, я готов плакать".
"А вот этого делать не стоит, — предупредила Римская Свеча. — Если хочешь доставить удовольствие другим, лучше оставаться сухим".
"Конечно! — вскричал Бенгальский Огонь, которому вернулось его хорошее настроение. — Это каждому ясно".
"Каждому! — негодующе сказал Патрон. — Ты забываешь, что я совсем не КАЖДЫЙ! Я — особенный!
"Каждому ясно!" Каждому, у кого нет воображения. А у меня оно есть. Я никогда не представляю себе вещь такой, какой она есть на самом деле. Я представляю ее совсем иной
175
Отзывы (0)