Это еще тогда было, когда звери человеческий язык понимали. Тогда тигр с удэгейскими людьми в родстве состоял. Тогда в роду Бисанка тигр желанным гостем был.
Жили Бисанка в верховьях реки Копии. Много их было. Когда все разом говорили — на Анюе слышно было.
Один год очень хорошая охота случилась. Столько охотники соболя, выдры, белки, хорька, колонка, медведя и лисицы добыли, сколько ни разу добыть не могли.
Купцы к Бисанка приехали, все товары продали: а пушнины будто и не убавилось.
Собрались Бисанка на Амур — пушнину свою продавать. Двадцать нарт снарядили. Лучших собачек в стойбище взяли. Лучшую одежду надели. Косы новым красным шнуром оплели. Шапочки из шкурок кабарги с собольими хвостами на головы надели. Белые богдо — повязки — на головы надели. Белые халаты, шелками шитые, белые штаны надели. На нарты сели, ездовыми палками взмахнули, между полозьями их вставили — собакам волю дали.
— Тах-Тах! Поть-поть-поть!
Побежали собаки. Только снег в стороны летит да полозья скрипят.
Бегут собачки, лают. Тот лай услыхав, все звери в разные стороны бегут, за деревья, за сугробы прячутся. Несутся собачки, как ветер.
Такие хорошие собачки, что без остановки летят, на ходу юколу глотают…
Через горный хребет перевалили собачки; им все нипочем; горы, реки, распадки — мчат напрямик. На верховья Ануя вышли, потом — на Хор, потом — на Уссури, потом — на Амур. Сколько ехали удэ — кто знает: весело ехали, время не считали!
А в Муллаки на Амуре — торг большой. Народу собралось отовсюду великое множество: нанайцы с Амура; нивхи, одетые в рыбью кожу, с острова; не-гидальцы с Амгуни на собаках; орочоны с далеких пастбищ, в овчинной одежде; ульчи в сохатиных унтах; орочи в оленьих торбасах… Разве всех пересчитаешь!
Торг большой.
Купцов понаехало много: косатые маньчжу, бритые нека с длинными ногтями приехали; с заморских островов купцы в деревянных латах, с двуручными мечами приехали.
Только с купцами черная болезнь приехала. На чем ехала — кто знает! На лодке ли, на оленях ли, пешком ли пришла — не знаю. В чем одета была — не знаю. Только на том большом торге хозяйкой стала.
Сели Бисанка торговать, а тут — беда!
Напала на людей черная болезнь. И стали они умирать. И нанайцы, и негидальцы, и орочоны, и маньчжу, и орочи, и ульчи умирать стали, и охотники, и купцы умирать стали.
Видят люди — плохо дело: смерть ни с кем не торгуется, всех подряд берет. Разбежались люди в разные стороны.
А у Бисанка и бежать некому! Из всех в живых один парень остался, по имени Конга. Приезжал он с братом. А брата взяла черная смерть. Похоронил Конга своих сородичей. Думает: Как брата своего на чужой земле оставлю? Пусть со мной едет. Пусть по обычаю нашему похоронят его. Пусть за всех сородичей перед Хозяином стоит!
Сколотил Конга большой ящик, положил туда брата.
Бросил Конга все товары — не до них тут… Сел на последнюю упряжку, крикнул на собак — и поскорее от проклятого места, домой!
Едет Конга — не оглядывается, от болезней бежит.
А болезнь вместе с братом в ящике лежит…
Сколько ехал Конга — кто знает: сначала на Уссури, потом на Хор, потом на Анюй, потом через горы…
В тех горах каменные поляны были. На тех каменных полянах — тигровое стойбище. В том стойбище тигры жили. К стойбищу многие дороги вели: дороги костями да черепами огорожены.
Подъехал Конга к тигровой дороге.
Стоит на дороге тигр. Увидал Конгу, через спину перекатился, человеком стал, поздоровался, спросил, как торговал Конга, какие новости везет.
Рассказал парень, какая беда случилась, какие плохие новости с собой везет. Покачал головой тигриный человек, говорит:
— Поезжай! Хоронить брата будете — поплакать приду. Твой брат хороший охотник был… — Через спину перекатился, тигром стал, ушел.
Переехал Конгу дорогу. Отсюда и до стойбища недалеко.
Приехал парень. Матери, сородичам рассказал, что с ним случилось. Открыла мать ящик, чтобы попрощаться с телом сына.
Открыла ящик и выпустила болезнь…
Пошла черная смерть по стойбищу гулять.
Поумирали все люди.
Только младший брат да сестра Конги живы остались. Да шаман Канчуга.
Канчуга трусливый да жадный был. Никогда никому не помогал ничем. Увидел он, что кроме него два ребенка остались, подумал:
«Пока смерть уйдет — один я прокормлюсь. Зачем ребятишкам помогать буду? Тогда и мне не хватит».
Закрыл он дверь в юрте Конги, бревнами прижал. Оставил в юрте детей. В свою юрту зашел, закрылся. Сидит и жрет.
Сначала он из юрты не выходил. Потом жадность его обуяла.
«Зачем, — думает Канчуга, — пища в стойбище пропадать будет! Нельзя у мертвых брать — грех большой. Мертвых пищу злые духи стерегут, — говорит себе Канчуга
28
Отзывы (0)