Принцесса Линдагулль

Жил был когда то персидский король, а звали его Шах Надир. Был он сказочно богат и владел многими прекрасными странами. Высокие залы его дворцов были полны золота и драгоценных камней, а корабли его бороздили все моря и океаны. Стоило ему появиться в своей столице, Исфахане, как его тут же окружали телохранители в серебряных доспехах. Пятьдесят же тысяч всадников — на великолепнейших, с золотыми уздечками и седлами, блиставшими драгоценными камнями, конях, — были готовы по малейшему знаку повелителя ринуться вперед, чтобы завоевать весь мир.
Однако же настало время, когда могущественный Шах Надир больше не мечтал о войнах и завоеваниях. Он одержал в жизни немало побед, теперь был стар и немощен и редко покидал мягкие пурпурные диваны своего пышного дворца. И лишь порой, когда с гор спускалась благодатная прохлада, он садился в разукрашенный золотом паланкин, который несли восемь чернокожих рабов, одетых в шитое серебром платье, и они несли его на смотр войск или на состязания зверей.
У Шах Надира было много жен, как это принято на Востоке, и немало сыновей. Однако же отцу от них было мало радости: неблагодарные, тщеславные, они посягали на его жизнь и корону. Потому-то их и отсылали прочь от двора в дальние провинции, и они правили ими как наместники. А дома с Шах Надиром жила лишь его единственная, дорогая дочь, принцесса Линдагулль, которую он любил больше всего на свете.
Имени такого — Линдагулль — никогда прежде в Персии и не слыхали. Но дело в том, что мать принцессы была родом с далекого Севера. В молодости она попала в плен к африканскому пирату и в конце концов благодаря своей несравненной красоте была продана персидскому шаху. Он возвысил ее, сделав супругой, и любил гораздо больше всех остальных своих жен. Прекрасная шахиня, которая уже умерла, назвала свою единственную дочь Линдагулль, что означало "Златолипа". Этим именем шахиня хотела сказать, что принцесса так чиста и прекрасна, как солнце, чьи золотые лучи играют весной среди листвы чудесных лип Севера.
Принцесса Линдагулль унаследовала царственную осанку отца, а фигуру и черты лица матери-северянки. Сердце ее было благородным и нежным. И потому во всем обширном государстве Шах Надира не было никого, кто не любил бы ее.
Старый шах хорошо знал все это, и его суровое сердце смягчалось всякий раз, когда он смотрел на свое дитя. Одно ее слово могло смирить его жесточайший гнев, и не было на свете ни одного ее желания, даже когда она просила за какого-нибудь несчастного узника, в котором бы он мог ей отказать. Он так любил свою дочь, что она была ему дороже всех его подданных. Да, он любил ее гораздо больше, чем Аллаха, своего бога. И эта беззаветная любовь, это обожествление дочери навлекли на него гнев Аллаха.
Никому не жилось так прекрасно и в такой роскоши, как принцессе Линдагулль. Окна из горного хрусталя, пропуская солнечные лучи в мраморный дворец, источали сияние. Спала она на мягких шелковых подушках, а когда наступало утро, служанки провожали ее в чудесный бассейн из слоновой кости и перламутра.
Днем она шила шелком и золотом, играла на цитре или гуляла в саду под пальмами, слушала пение птиц или же резвилась, как дитя, среди бабочек и роз.
Принцессе Линдагулль было двенадцать лет. Однако же двенадцать лет на Востоке — это все равно что шестнадцать на Севере.
Не очень-то хорошо жить в роскоши и видеть, что все твои желания исполняются по малейшему мановению руки, — многих начинают одолевать при этом заносчивость и прихоти. Однако же принцесса Линдагулль была не из таких. Время шло, и мало-помалу она стала скучать. Она не знала, как это получилось, но полет бабочек, аромат цветов и звуки цитры больше не веселили ее, и она с удивлением замечала, что частенько ей хочется плакать. Отчего это происходило, ни она, ни ее служанки понять не могли.
Наконец ей показалось, что она догадывается, почему ей все уже не в радость. Ведь она чувствовала себя пленницей в своем дворце. Как ей хотелось хотя бы раз порадоваться людской толчее в большом городе Исфахане. И потому-то однажды, когда отец снова навестил ее, она попросила его дозволить ей увидеть великое сражение зверей, которое должно было состояться в день рождения шаха. А так как Шах Надир ни в чем не мог отказать дочери, он согласился исполнить ее желание, хотя принцесса впервые заметила, что делает он это крайне неохотно.
Шах Надир был могущественным повелителем, грозой половины Азии, а у таких властителей всегда много врагов. Среди них был и Бум-Бали, король великанов из Турана, дикой страны гор и пустынь к северу от Персии.
Однажды во время своих разбойничьих набегов на дальнем Севере Бум-Бали захватил в плен лапландского колдуна по имени Хирму. Тот мог превращаться в любого зверя, а потом снова обретать свою прежнюю личину.
И вот когда Бум-Бали узнал, что в Исфахане будет великое сражение зверей, он призвал к себе Хирму.
— Презренный пес, ты хочешь жить?- спросил он.
— Господин, — ответил Хирму, — да не умалится никогда твоя тень. Тебе ведомо, что верный твой пес хочет жить!
— В первый день месяца Мохаррем, — сказал Бум-Бали, — будет великое сражение зверей в Исфахане. Прими обличье тигра и укради для меня принцессу Линдагулль, гордость шаха и всей Персии.
— Твой верный пес исполнит повеление своего господина, — поклонился лапландский колдун.
Персидский охотник на зверей прибыл в Туран, поймал всех хищных зверей, каких только мог, и отвез их в клетках в Исфахан.
Настал первый день месяца Мохаррем, и все приготовления к празднику в столице Персии подошли к концу. Самых свирепых зверей из Индии, Аравии, Турана и даже из пустыни Сахары держали наготове в боковых помещениях рядом с большой круглой ареной, вокруг которой более шести тысяч зрителей заняли свои места на галереях. Ради их безопасности между галереями и местом сражения возвели громадную железную решетку.
С раннего утра в городе царило праздничное оживление. Принцесса Линдагулль радовалась, словно дитя, тому, что вылетит, как птичка из клетки, и тому, что увидит такое представление и диких зверей всего мира в роли актеров.
Зрители уже все были в сборе, когда прибыл шах в сопровождении блистательной свиты телохранителей и дочери, прекрасной принцессы Линдагулль. Она ехала верхом, под чадрой, как принято на Востоке, в сопровождении своих служанок, на прелестнейшей маленькой зебре, преисполненной гордости, что несет на себе такую ношу. И хотя люди не могли видеть лица принцессы, молва донесла до них, как она прекрасна и добра. Все знали, что своими мольбами она не раз спасала жизнь несчастных узников и что каждый день посылала она своих служанок с целебными снадобьями и хлебом к беднякам Исфахана. И когда теперь она впервые показалась народу, ее встретил ликующий хор тысяч голосов.
Быть может, принцесса и покраснела от смущения, но никто этого не видел. Лишь только она села рядом с отцом на вышитые пурпурные подушки, лежавшие на драгоценном ковре королевского балкона, единоборство зверей началось.
Одни звери сменялись другими, и вот на арену вывели большого индийского слона; на спине у него была небольшая башенка с четырьмя стрелками из луков.
Противником слона был королевский тигр, необычайно огромный и красивый, названный в честь князя Тьмы Ариманом. Чтобы раздразнить его, стрелки посылали из лука стрелу за стрелой. Тигр сидел весь съежившись, сверкая глазами и махая хвостом. Казалось, он принял решение не вступать в единоборство. Но вот стрела задела его морду. Послышался страшный рев. Некоторое время Ариман хлестал песок хвостом, потом одним гигантским прыжком кинулся на хобот слона