Одиссея

Оборвался
      Голос громкий. Глаза налилися мгновенно слезами.
      За подбородок она ухватила его и сказала:
      "Это же ты, Одиссей, дитя мое! Как же я раньше
475  Не догадалась и, только ощупавши ногу, узнала!"
      На Пенелопу при этом она поглядела глазами,
      Ей указать собираясь, что здесь он, супруг ее милый.
      Но не взглянула в ответ, ничего не видала царица:
      В сторону мысль отвела ей Афина. За горло старуху
 480  Быстро правой рукою схватил Одиссей, а другою
      Ближе к себе притянул и шепотом стал говорить ей:
      "Иль погубить меня хочешь? Сама ведь меня ты вскормила
      Грудью своею! Трудов испытав и страданий без счета,
      Я на двадцатом году воротился в родимую землю.
 485  Раз внушил тебе бог и ты обо всем догадалась,
      То уж молчи! И чтоб дома никто обо мне не проведал!
      Вот что тебе я скажу, и это исполнено будет:
      Если моею рукой божество женихов одолеет,
      Не пощажу я тебя, хоть меня ты вскормила, когда я
 490  В доме начну убивать других моих женщин-прислужниц".
      Тут ему Евриклея разумная так возразила:
      "Что за слова у тебя сквозь ограду зубов излетели!
     Знаешь и сам ты, мой сын, как тверда и упорна я духом.
      Выдержу все, что ты мне повелишь, как железо иль камень.
495  Слово другое скажу, и к сердцу прими это слово:
      Если твоею рукой божество женихов одолеет,
      Комнатных женщин тогда перечислю я всех пред тобою,
      Кто между ними бесчестит тебя и какая невинна".
      Ей отвечая на это, сказал Одиссей многоумный:
 500      "Мать, зачем ты о них говоришь? Это вовсе не нужно.
      Мне самому разгадать и узнать их нисколько не трудно.
     Главное только - молчи и богам предоставь остальное".
      Так сказал Одиссей. Старуха из комнаты вышла,
     Новой воды принесла, так как прежняя вся пролилася.
 505  Вымыла ноги ему и душистым натерла их маслом.
      Ближе к огню Одиссей свою табуретку подвинул,
      Чтобы согреться, рубец же тотчас под лохмотьями спрятал.
      Снова его Пенелопа разумная спрашивать стала:
      "Странник, немножко сама у тебя я спрошу еще вот что.
 510  Час приятный приходит ночного покоя, в который
      Сладкий спускается сон на всех, даже самых печальных,
      Мне же бог и печаль посылает чрез всякую меру.
      Днем еще плачем, стенаньем себе облегчаю я сердце,
      В доме за всеми делами слежу, за работой служанок.
 515  Ночью ж, когда все утихнет и всеми покой овладеет,
      Я на постели лежу, и стесненное сердце все время
      Острые мне угнетают заботы, печаль вызывая.
      Как Пандареева дочь, соловей бледножелтый Аэда,
      С новым приходом весны заливается песнью прекрасной,
 520  Сидя в листве непроглядной вершин густолистых деревьев,
      И постоянно меняет свой голос, далеко звучащий,
      Плача о сыне Итиле, рожденном от Зефа-владыки,
      Ею самою убитом нечаянно острою медью, -
      Так же туда и сюда колеблется надвое дух мой:
 525  С сыном ли вместе остаться, следя за рабынями зорко,
      И за именьем моим, и за домом с высокою кровлей,
      Ложе супруга храня и людскую молву уважая, -
      Иль, наконец, за ахейцем последовать, кто наиболе
      Знатен среди женихов и щедрей остальных на подарки.
 530  Сын мой, покамест он мал еще был и наивен, мешал мне
       Дом супруга оставить и замуж пойти за другого.
      Нынче ж, как стал он большим и в полном находится цвете,
      Сам он просит меня, чтоб из этого дома ушла я:
      Он негодует, смотря, как ахейцы имущество грабят.
 535  Выслушай, странник, однако, мой сон и его растолкуй мне.
      Двадцать гусей у меня из воды выбирают пшеницу
      В доме моем, и при взгляде на них веселюся я духом.
      Вдруг с горы прилетел огромный орел кривокогтый,
      Шеи всем им свернул и убил. Валялися кучей
 540  По двору гуси, орел же в эфир поднялся светоносный.
      Горько во сне я рыдала и голосом громким вопила.
      Быстро сбежались ко мне ахеянки в косах красивых,
      Вместе со мною скорбя, что орлом мои гуси убиты.
      Вдруг он явился, и сел на выступе кровельной балки,
 545  И, утешая меня, человеческим голосом молвил:
      - Духом, Икария славного дочь, малодушно не падай!
      Это не сон, а прекрасная явь, это все так и будет.
      Гуси - твои женихи, а я был орел, но теперь уж
      Я не орел, а супруг твой! Домой наконец я вернулся
 550  И женихам обнаглевшим готовлю позорную гибель. -
      Так сказал он. И сон покинул меня медосладкий.
      Я очнулась, поспешно во двор поглядела и вижу:
      Гуси мои, как всегда, пшеницу клюют из кормушки".
      Ей отвечая на это, сказал Одиссей многоумный:
 555     "Женщина, этот твой сон толковать невозможно иначе:
      Ведь Одиссей самолично тебе сообщил, что случится.
      Без исключения всех женихов ожидает погибель;
      Кер и смерти меж них ни один избежать уж не сможет!"
      Мудрая так Пенелопа на это ему отвечала:
  560      "Странник, бывают, однако, и темные сны, из которых
     Смысла нельзя нам извлечь. И не всякий сбывается сон наш.
     Двое разных ворот для безжизненных снов существует.
      Все из рога одни, другие - из кости слоновой.
      Те, что летят из ворот полированной кости слоновой,
 565  Истину лишь заслоняют и сердце людское морочат;
      Те, что из гладких ворот роговых вылетают наружу,
      Те роковыми бывают, и все в них свершается точно.
      Но не из этих ворот, полагаю я, сон тот ужасный
      Вылетел, как бы того ни желалось самой мне и сыну.
 570  Слово другое скажу, и к сердцу прими это слово.
      Утро приходит теперь злоимянное, дом Одиссея
      С ним мне придется покинуть. Хочу состязанье назначить.
      В зале своем Одиссей топоры расставлял друг за другом,
      Как корабельные ребра, двенадцать числом. Отступивши
 575  Очень далеко назад, он простреливал все их стрелою.
      Нынче хочу предложить женихам состязание это.
      Тот, кто на лук тетиву с наименьшим наденет усильем
      И топоров все двенадцать своею стрелою прострелит,
      Следом за тем я пойду, этот дом за спиною оставив, -
 580  Мужа милого дом, прекрасный такой и богатый!
      Думаю, будет он мне хоть во сне иногда вспоминаться!"
      Ей отвечая на это, сказал Одиссей многоумный:
     "О достойная чести супруга сына Лаэрта!
      Не отлагай ни за что состязания этого в доме!
 585  В доме своем Одиссей многоумный появится прежде,
      Нежели эти коснутся рукою до гладкого лука
      И, натянув тетиву, седое прострелят железо".
      Мудрая так Пенелопа на это ему отвечала:
      "Если б ты, странник, меня пожелал тут своею беседой
 590  Радовать, сон никогда бы на веки мои не спустился.
      Людям, однако, всегда оставаться без сна невозможно.
      Это - воля богов. Во всем на земле многодарной
      Меру свою положили для смертных бессмертные боги.
      Наверх к себе поднимусь я в спальню отсюда. И там я
 595  Лягу в постель, для меня источником ставшую стонов.
      Я непрерывно ее орошаю слезами с тех пор, как
      В злой Илион поехал супруг мой, в тот город ужасный!
      Там я легла бы. А ты в нашем доме устройся. Себе ты
      Иль на земле постели, иль кровать тебе можно поставить".
 600      Кончивши, наверх в покой свой блестящий пошла Пенелопа,
      Но не одна. За нею прислужницы шли остальные.
      Наверх поднявшись к себе со служанками, долго царица
      Об Одиссее, любимом супруге, рыдала, покуда
      Век ей сладостным сном не покрыла богиня Афина.

     Гомер. Одиссея. Песнь двадцатая.


      ПЕСНЬ ДВАДЦАТАЯ.



     Стал себе ложе готовить в сенях Одиссей богоравный.
     Вниз воловью постлал недубленую шкуру, а сверху
     Много овчин набросал от овец, женихами убитых.
     А Евриклея, как лег он, его одеялом покрыла.
 5   Там Одиссей, женихам истребление в мыслях готовя,
     Глаз не смыкая, лежал. Из зала в то время служанки,
     Бывшие также и раньше в любовной связи с женихами,
     Весело вон выбегали, смеясь меж собой и болтая.
     Дух Одиссеев в груди у него глубоко возмутился.
 10  Долго он в духе и в сердце своем колебался, не зная,
     Броситься ль прямо на них и всех перебить беспощадно
     Или позволить и эту им ночь провести с женихами -
     В самый последний уж раз. Внутри его сердце рычало.
      Как над щенятами стоя бессильными, грозно собака
 15   На человека чужого рычит и готова кусаться,
     Так его сердце внутри на их непотребства рычало.
     В грудь он ударил себя и сердцу промолвил сердито:
     "Сердце, терпи! Ты другое еще погнуснее стерпело
     В день тот, когда пожирал могучих товарищей наших
20  Неодолимый циклоп. Ты терпело, пока из пещеры
     Хитрость тебя не спасла, уже к верной готовое смерти".
     Так говорил Одиссей, браня в груди свое сердце.
     И подчинилось приказу оно и сносить продолжало
     Все, что тут делалось. Сам же он с боку ворочался на бок
25   Так же, как если желудок, наполненный жиром и кровью,
     Жарит на сильном огне человек и его непрерывно
     С боку ворочает на бок, чтоб был он готов поскорее, -
     Так Одиссей на постели покоя не знал, размышляя,
     Как на лишенных стыда женихов - одному против многих -
30  Руки ему наложить. Подошла к нему близко Афина,
     С неба сошедши на землю, принявшая женщины образ.
     Стала в его головах и к нему обратилася с речью:
     "Что ты не спишь, наиболе несчастный меж всеми мужами?
     Что тебе надобно? Вот он, твой дом, вот жена твоя в доме,
 35   Вот он и сын твой, какого иметь пожелал бы и всякий".
     Ей на это в ответ сказал Одиссей многоумный:
     "Все это ты говоришь, богиня, вполне справедливо.
     Вот чего я, однако, никак разрешить не умею:
     Как на лишенных стыда женихов, одному против многих,
 40  Руки мне наложить? Их всегда здесь толпится так много!
     Соображенье еще и важнее мне сердце смущает:
     Если я даже, по воле твоей и Кронида, убью их, -
     Как я последствий смогу избежать? Подумай об этом".
     Так отвечала ему совоокая дева Афина:
  45      "Тот же всегда! Доверяют и другу, похуже который
     Смертным родился на свет и ума не имеет такого.
     Я же, богиня, давно охраняю тебя непрестанно
     Во всевозможных трудах и ясно скажу тебе вот что:
     Если бы воинов сильных хотя бы и двадцать отрядов
 50  Нас окружило, убить собираясь в Аресовой схватке,
     То и тогда и коров и овец мы у них бы угнали!
     Пусть же возьмет тебя сон. Большое мученье на страже
     Бодрствовать ночь напролет. Из несчастий ты вынырнешь скоро".
     Так сказала и сон ему пролила на ресницы.
 55   После того на Олимп богиня богинь удалилась.
     Сон, разрешающий скорбь у людей, расслабляющий члены,
     Им овладел. В это время как раз Пенелопа проснулась,
     Села на мягкой постели своей и заплакала горько.
     Горестным плачем когда Пенелопа насытила дух свой,
 60  Прежде всего начала Артемиде богине молиться:
     "Зевсова дочь Артемида, богиня владычица, если б
     В грудь поразивши стрелой, ты дух мой исторгла из тела
     Тотчас, теперь! Или позже меня подхватила бы буря
     И унесла бы далеко дорогой, окутанной мраком,
 65   В устье швырнув Океана-реки, круговратно текущей!
     Ведь унесла ж дочерей Пандареевых некогда буря.
     Боги родителей их истребили, они сиротами
     В доме остались. Вскормила детей Афродита богиня
     Сыром, сладостным красным вином и медом сладчайшим.
 70  Гера дев одарила умом, красотой, Артемида
     Чистая - стройностью стана, богиня Паллада Афина
     Их обучила искусству во всяческих женских работах.
     Раз на великий Олимп поднялась Афродита богиня
     С просьбой к отцу, чтобы девам свершенье цветущего брака
 75   Дал веселящийся молнией Зевс, который все знает,
      Что предназначено в жизни судьбою, что нет человеку.
     Гарпии девушек прочь в это время умчали из дома
     И предоставили их попеченью ужасных эринний.
     О, если б так и меня олимпийские боги сгубили
 80  Или б сразила стрелой Артемида, чтоб я Одиссея
     Снова увидеть могла, хоть сошедши под страшную землю,
     Чтобы мне быть не пришлось утехою худшего мужа!
     Переносимы, однако, бывают несчастья, когда кто
     Плачет все дни напролет, жестоко печалуясь сердцем,
 85   Ночи же сон им владеет. Про все человек забывает -
     И про печаль и про радость, лишь сон ему веки покроет.
     Мне же и самые сны лишь зловещие бог посылает.
     Кто-то, на мужа похожий, меня обнимал этой ночью,
     Был он, каким отправлялся в поход. Охватила мне сердце
 90  Радость, и думала я, что это не сон, а уж правда".
     Так говорила. Пришла между тем златотронная Эос.
     Горестный плач Пенелопы до слуха дошел Одиссея.
     Он в сомненье пришел и подумал: быть может, царицей
     Узнан уж он и она над его головой наклонилась?
 95   Взяв одеяло, овчины собрав, на которых лежал он,
     В зале на кресло сложил Одиссей их, а шкуру воловью
     Вынес наружу. И, руки воздевши, молился он Зевсу:
     "Зевс, наш отец! Если все вы меня, хоть измучив немало,
     Морем и сушей в отчизну сюда привели не случайно,
 100 Пусть кто-нибудь, кто проснется, мне вымолвит вещее слово, -
     Здесь, внутри, а снаружи пусть знаменье будет от Зевса!"
     Так сказал он, молясь. И Зевс его мудрый услышал.
     Тотчас он загремел с сияющих глав олимпийских,
     Сверху, из туч. Одиссей большую почувствовал радость.
 105 Вещее ж слово вблизи раздалось, от рабыни, из дома,
     Там, где мололи муку рабыни для пастыря войска.
      Их двенадцать трудилось на мельницах женщин, готовя
     Ячную к хлебу муку и пшеничную - мозг человека.
     Спали другие, окончив работу, а эта, слабее
 110 Всех остальных, лишь одна продолжала все время работать,
     Жернов оставив, она вдруг промолвила вещее слово:
     "Зевс, наш родитель, владыка богов и людей земнородных!
     Как оглушительно ты загремел с многозвездного неба!
     Туч же не видно нигде. Это - знаменье дал ты кому-то.
 115 Слово несчастной исполни, с которым к тебе обращаюсь.
     Пусть пленительный пир в чертогах царя Одиссея
     Нынче для всех женихов окажется самым последним!
     Те, кто трудом изнурительным мне сокрушили колени
     В этой работе, пускай никогда уже впредь не пируют!"
 120     Так говорила. И рад Одиссей был тому, что услышал,
     Так же, как Зевсову грому: решил, что отмстит негодяям.
     Все остальные служанки, собравшися в дом Одиссея,
     Неутомимый огонь на большом очаге запалили.
     Встал с постели меж тем Телемах, на бессмертных похожий,
 125 В платье оделся, отточенный меч чрез плечо перебросил,
     К белым ногам привязал красивого вида подошвы,
     Крепкое в руку копье захватил, заостренное медью,
     Остановился, ступив на порог, и сказал Евриклее:
     "Милая нянюшка, как же вы странника в доме почтили?
130 Дали ль поесть, уложили ль? Иль так он лежит, без уходами
     Этого можно от матери ждать, хоть она и разумна.
     То необдуманно вдруг человека окружит почетом
     Худшего, то отошлет и лучшего с полным презреньем".
     Тут ему Евриклея разумная так возразила:
 135    "Нет, не вини ее нынче, невинную, сын дорогой мой!
     Пил он вино, с Пенелопою сидя, сколько хотелось.
     Есть же, ответил, не хочет. Ему она предлагала.
      Только что время пришло, как о сне и постели он вспомнил,
     Тотчас рабыням она постель �