Я качаю свою детку

— Ах! — вздыхает Прабабушка Кёфью.
Наступает молчание, потом она спрашивает:
— Ты уже все рассказала, Гриззи?
— Все, бабуля.
— Все-все?!
— Все-все.
— И ничего не пропустила?
— Ни одного словечка.
— Мне очень нравится эта сказка, — говорит прабабушка. — А теперь спой мне, и я усну, — просит она.
Тогда Гризельда поет песенку, которую Прабабушка Кёфью пела своему сыну и сыну своего сына (который был Гризельде отцом). А ее собственная прабабушка, которая пела эту песенку ей, когда она была совсем маленькой девочкой, услышала ее из уст своей прабабушки, для которой эту песенку написали.
Баю, баю, бай,
Я качаю свою детку,
Я качаю свою детку,
Баю, баю, бай.
Вот какая это была песенка, которая досталась Гризельде от ее прабабушки, которой она досталась от ее прабабушки, которая и была деткой в песенке. Гризельда пела ее снова и снова и гладила прабабушкину ручку под одеялом. Время от времени она останавливалась и прислушивалась к прабабушкиному дыханию, но прабабушка тут же открывала один блестящий глазок и говорила:
— Не уходи, Гриззи, и не бросай меня, я еще не сплю.
И Гризельда опять принималась петь:
Баю, баю, бай,
Я качаю свою детку,
Я качаю свою детку,
Баю, баю, бай.
Останавливалась. Прислушивалась. Баю, баю, бай!
Очень-очень тихо Гризельда вытаскивала свою ручонку из-под одеяла. Прабабушка крепко спала и дышала во сне, как ребенок.
Теперь вы видите, как недалеко ушли друг от друга сто десять лет и десять лет.
Все это происходило в 1879 году, когда маленькие девочки в десять лет платили два пенса в неделю, чтобы ходить в школу, а старенькие бабушки, которым было сто десять лет, не получали пенсии. Вы, наверное, удивитесь, на что же жили Гризельда и Прабабушка Кёфью? Если все взять целиком, можно сказать, что они жили на доброту. Аренда их домика стоила один шиллинг в неделю, конечно, это было недорого, но ведь и шиллинг надо было откуда-то взять. Потом нужно было платить два пенса за школу. Домик принадлежал мистеру Гринтопу, сквайру, и когда папа Гризельды умер и Гризельда с прабабушкой остались одни без кормильца, все говорили:
— Конечно, старая миссис Кёфью отправится в Приют для престарелых, а Гризельда пойдет в служанки.
Но когда это им предложили, Прабабушка Кёфью закатила настоящий скандалец.
— Я не пойду в Приют для престарелых, — заявила она. — Мне каких-нибудь сто десять лет, и я еще для него не поспела. Я остаюсь здесь. Разве у меня нет Гриззи, чтобы присматривать за мной?
— А что вы будете делать, пока Гриззи в школе? — спросила ее миссис Гринтоп, которая пришла проведать, как с ними всё обстоит.
— Что буду делать? Я много чего буду делать. Я буду сидеть в саду и сидя буду полоть вокруг себя. И я буду смотреть, чтобы чайник не выкипел и кастрюля не убежала, я буду следить, чтобы котенок не влез в молоко, я буду щипать лучину и наводить порядок в буфете, я буду точить ножи и чистить картошку к ужину. А что? Как это, что я буду делать? Если я не могу ходить, это не значит, что я буду сложа руки сидеть.
— Но, миссис Кёфью, а вдруг вы заболеете?
— Почему я должна заболеть? Я в жизни никогда не болела и не собираюсь в этом возрасте начинать.
— Но, миссис Кёфью, а как же с платой за дом?
На это у миссис Кёфью ответа не находилось, и миссис Гринтоп продолжала настаивать:
— Вы увидите, вам будет лучше в Приюте для престарелых, а Гризельда будет часто к вам приходить навещать. Я заберу ее к себе, она будет помогать мне с детьми, а я научу ее всей кухонной премудрости.
— Она уже знает всю кухонную премудрость, — сказала прабабушка. — Она и парит, и варит, и чистит, и моет, как маленькая женщина. А я не пойду в Приют. Пусть туда идут такие лентяйки, как Эмили Дин, которая не хочет ничего делать, хотя ей не больше ста лет, уж если на то пошло. Некоторые наговорят больше, чем написано в Библии — а я остаюсь там, где я есть.
Миссис Гринтоп вздохнула и подумала, что бы еще сказать, чтобы смягчить удар, потому что была уверена, что старая миссис Кёфью не сможет остаться там, где она была. Она повернулась к Гризельде, которая сидела молчком со своим вязанием у камина, и спросила:
— А ты, что ты скажешь, Гризельда?
Гризельда вскочила, присела перед ней и сказала:
— Прошу вас, мэм, я могу обихаживать бабулю перед школой, а в полдень могу прибегать покормить ее обедом, а вечером я могу приходить к вам и помогать с ребятишками, а потом я могу покормить и уложить бабулю спать — как вы думаете, мистер Гринтоп разрешит бабуле остаться в доме? Я буду стараться изо всех сил, мэм. Я могу чистить кастрюли и заправлять лампы керосином, и чинить простыни, я могу штопать носки и пришивать пуговицы, и я бы с удовольствием купала малыша, с самым большим удовольствием, мэм.
— А кто же присмотрит за твоей бабушкой, когда ты будешь у меня? спросила миссис Гринтоп.
— Весь Переулок, мэм, — сказала Гризельда, которая знала доброту бедных соседей, как о ней даже понятия не имела жена сквайра.
— А где ты возьмешь два пенса, чтобы заплатить за школу?
— Я их тоже заработаю, мэм.
— А еда? Ведь вам же надо питаться, Гризельда.
— Мы держим курочек, и пчел, и садик, мэм. А хворосту в лесу сколько угодно.
— Но кто всем этим будет заниматься, Гризельда?
— Я могу обиходить курочек утром, до того, как начну обихаживать бабулю, а садик — вечером, после того, как ее уложу