Винни Пух и все все все

Где же ты был?



Иа не обратил на них внимания.



— Доброе утро, Кристофер Робин, — сказал он толкнув Ру и Пятачка и усаживаясь на "Савешник". — Мы одни?



— Да, — сказал Кристофер Робин, слегка улыбаясь.



— Мне сказали — крылатая весть долетела и до моего уголка Леса — сырая лощина, которая никому не нужна, — что Некая Особа ищет дом. Я нашел для нее дом.



— Молодец! — великодушно сказал Кролик.



Иа посмотрел на него через плечо и снова обратился к Кристоферу Робину.



— Между нами что-то такое было, — продолжал он громким шепотом, — но неважно. Забудем старые обиды и похищенные хвосты. Словом, если хочешь Кристофер Робин, иди со мной, и я покажу тебе дом.



Кристофер Робин вскочил на ноги.



— Идем, Пух! — сказал он.



— Идем, Тигра! — крикнул Крошка Ру.



— Может быть, и мы пойдем, Сова? — сказал Кролик.



— Минутку, — сказала Сова, подымая свою адресную дощечку, которая как раз освободилась.



Иа отрицательно помахал им передней ногой.



— Мы с Кристофером Робином отправляемся на прогулку, — сказал он. — На прогулку, а не на толкучку! Если он хочет взять с собой Пуха и Пятачка я буду рад их обществу; но надо, чтобы мы могли Дышать.



— Ну что ж, отлично, — сказал Кролик, сообразив что ему наконец-то представился случай как следует покомандовать.



— А мы продолжим выгрузку. За дело, друзья! Эй, Тигра, где канат? — Что там такое, Сова?



Сова, только что обнаружившая, что ее новый адрес превратился из "Савешника" в "кляксу", наподобие губки, строго кашлянула в сторону Иа, но ничего не сказала, и Ослик, унося на себе значительную часть "Савешника", побрел вслед за своими друзьями.

















И вскоре все они подходили к дому, который нашел Иа, но еще до того, как он показался, Пятачок стал подталкивать локтем Пуха, а Пух — Пятачка; они толкались и говорили друг другу: "Это он". — "Не может быть". — "Да я тебе говорю, это он!"



А когда они пришли, это был действительно он.



— Вот! — гордо произнес Иа, останавливаясь перед домом Пятачка. — И дом, и табличка с надписью, и все прочее!



— Ой, ой, ой! — крикнул Кристофер Робин, не зная, что ему делать — смеяться или плакать.



— Самый подходящий дом для Совы. Как ты считаешь, маленький Пятачок? — спросил Иа.



И тут Пятачок совершил Благородный Поступок. Он совершил его как бы в полусне, вспоминая обо всех тех чудесных словах, которые спел про него Пух.



— Да, это самый подходящий дом для Совы, — сказал он великодушно. — Я надеюсь, что она будет в нем очень счастлива. — И он два раза проглотил слюнки, потому что ведь и он сам был в нем очень счастлив.



— Что ты думаешь, Кристофер Робин? — спросил Иа не без тревоги в голосе, чувствуя, что тут что-то не так.



Кристоферу Робину нужно было задать один вопрос, и он не знал, как его задать.



— Ну, — сказал он наконец, — это очень хороший дом, и ведь если твой дом повалило ветром, ты должен куда-нибудь переехать. Правда, Пятачок? Что бы ты сделал, если бы твой дом разрушил ветер?



Прежде чем Пятачок успел сообразить, что ответить, вместо него ответил Винни-Пух.



— Он бы перешел ко мне и жил бы со мной, — сказал Пух. — Правда же, Пятачок?



Пятачок пожал его лапу.



— Спасибо, Пух, — сказал он. — С большой радостью.









ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ,



В КОТОРОЙ МЫ ОСТАВЛЯЕМ КРИСТОФЕРА РОБИНА И ВИННИ-ПУХА В ЗАЧАРОВАННОМ МЕСТЕ





Кристофер Робин куда-то уходил. Совсем. Никто те знал, почему он уходит; никто не знал, куда он уходит; да, да — никто не знал даже, почему он знает, что Кристофер Робин уходит. Но — по той или по иной причине — все в Лесу чувствовали, что это в конце концов должно случиться. Даже Сашка Букашка, самый крошечный Родственник и Знакомый Кролика, тот, который думал, что видел однажды ногу Кристофера Робина, но был в этом не вполне уверен, потому чго он легко мог и ошибиться, — даже С. Б. сказал себе, что Положение Дел меняется, а Рано и Поздно (два других Родственника и Знакомых) сказали друг другу: "Ну, Рано?" и "Ну, Поздно?" — таким безнадежным голосом, что было ясно — ожидать ответа нет никакого смысла.



И однажды, почувствовав, что он больше ждать не может, Кролик составил Сообщение, и вот что в нем говорилось:



Сообщение все-все-все встречаются возле дома на Пуховой опушке принимают лизорюцию слева по порядку номеров подпись Кролик



Ему пришлось переписать это раза два-три, пока он сумел заставить "лизорюцию" выглядеть так, как ей полагалось выглядеть с точки зрения Кролика; зато когда наконец этот труд был окончен, он обежал всех и всем прочел свое произведение вслух. Все-Все-Все сказали, что придут.



— Ну, — сказал Иа-Иа, увидев процессию, направлявшуюся к его дому, — это действительно сюрприз. А я тоже приглашен? Не может быть!



— Не обращай внимания на Иа, — шепнул Кролик Пуху. — Я ему все рассказал еще утром.



Все спросили у Иа, как он поживает, и он сказал, что никак, не о чем говорить, и тогда все сели; и как только все уселись, Кролик снова встал.

















— Мы все знаем, почему мы собрались, — сказал он, — но я просил моего друга Иа…



— Это я, — сказал Иа. — Звучит неплохо!



— Я просил его предложить Лизорюцию.



И Кролик сел.



— Ну давай, Иа, — сказал он.



— Прошу не торопить меня, — сказал Иа-Иа, медленно поднимаясь. — Прошу не нудавайкать.



Он вынул из-за уха свернутую трубкой бумагу и не спеша развернул ее.



— Об этом никто ничего не знает, — продолжал он, — это Сюрприз.



С достоинством откашлявшись, он снова заговорил.



— Словом, в общем и целом, и так далее и тому подобное, прежде чем я начну, или, пожалуй, лучше сказать, прежде чем я кончу, я должен вам прочесть Поэтическое Произведение. Доселе… доселе — это трудное слово, означающее… Ну, вы сейчас узнаете, что оно означает. Доселе, как я уже говорил, доселе вся Поэзия в Лесу создавалась Пухом, Медведем с милым характером, но разительным недостатком ума. Однако Поэма, которую я намереваюсь прочесть вам сейчас, была создана Иа-Иа, то есть мною, в часы досуга. Если кто-нибудь отберет у младенца Ру орехи, а также разбудит Сову, мы все сможем насладиться этим творением. Я называю его даже Стихотворением.



        СТИХОТВОРЕНИЕ

        СОЧИНИЛ ОСЕЛ ИА-ИА

        -----------------------------

        Кристофер Робин уходит от нас.

        По-моему, это факт.

        Куда?

        Никто не знает.

        Но он уходит, увы!

        Да, он нас покидает.

        (Вот рифма к слову "знает".)

        Мы все огорчены

        (Тут рифма к слову "увы").

        Нам всем и правда грустно.

        Терпеть все это трудно.

        (Неплохо?)

        (Так и нет рифмы к слову "факт". Досадно!)

        (А ведь теперь нужно еще рифму к слову

        "Досадно". Досадно!)

        (Пусть эти два "досадно" рифмуют друг

        С другом, ладно?)

        Я вижу —

        Не так-то легко написать

        Очень хорошую строчку,

        И лучше бы все

        Сначала начать,

        Но легче

        Поставить точку…

        Нет!

        Кристофер Робин,

        Мы все здесь твои

        Друзьи…

        (Не так!)

        Мы все здесь друзья.

        (Твоя? Опять не так!)

        В общем,

        Прими на прощанье от всех

        Пожеланье успех…

        (Не так!)

        Прими пожеланье успехов

        От всехов!

        (Фу ты, вот неуклюжие слова,

        Что-нибудь всегда получается не так!)

        Словом,

        Мы все тебе их желаем,

        Ты молодец!

        КОНЕЦ



 — Если кто-нибудь намерен аплодировать, — сказал Иа, прочитав все это, — то время настало.



Все захлопали.



— Благодарю вас, — сказал Иа, — я приятно удивлен и тронут, хотя, возможно, аплодисментам и не хватает звучности.



— Эти стихи гораздо лучше моих, — с восторгом сказал Винни-Пух. И он действительно был в этом уверен.



— Что ж, — скромно объяснил Иа. — Так и было задумано.



— Лизорюция, — сказал Кролик, — такая, что мы все это подпишем и отнесем Кристоферу Робину.



И резолюция была подписана: Пух, Сова, Пятачок, Иа, Кролик, Кенга, Большая Клякса (это была подпись Тигры) и Три Маленькие Кляксы (это была подпись Крошки Ру).



И Все-Все-Все отправились к дому Кристофера Робина.



— Здравствуйте, друзья, — сказал Кристофер Робин. — Здравствуй, Пух!



Все они сказали: "Здравствуй", и вдруг всем стало как-то грустно и не по себе — ведь получалось, что они пришли прощаться, а им очень-очень не хотелось об этом думать. Они беспомощно сбились в кучу, ожидая, чтобы заговорил кто-нибудь другой, и только подталкивали друг друга, шепча: "Ну, давай ты", и мало-помалу вперед вытеснили Иа, а все остальные столпились за ним.



— В чем дело, Иа? — спросил Кристофер Робин.



Иа помахал хвостом, очевидно желая себя подбодрить, и начал.



— Кристофер Робин, — сказал он, — мы пришли, чтобы сказать, чтобы передать… как это называется… сочинял один… но мы все — потому что мы слышали…я хочу сказать, мы все знаем, ну, ты понимаешь сам… Мы… Ты… Короче, чтобы не тратить много слов, вот! — Он сердито оглянулся на остальных и сказал: — Весь Лес тут собрался! Совершенно нечем дышать! В жизни не видел такой бессмысленной толпы животных, и главное, все не там, где надо. Неужели вы не понимаете, что Кристоферу Робину хочется побыть одному? Я пошел! И он поскакал прочь.

















Сами хорошенько не понимая почему, остальные тоже начали расходиться, и когда Кристофер Робин закончил чтение Стихотворения и поднял глаза, собираясь сказать "спасибо", перед ним был один Винни Пух.



— Это очень трогательно, — сказал Кристофер Робин, складывая бумажку и убирая ее в карман. — Пойдем, Пух. — И он быстро зашагал по дороге.



— Куда мы идем? — спросил Пух, стараясь поспеть за ним и одновременно понять, что им предстоит — Искледиция или еще какое-нибудь Я не знаю что.



— Никуда, — сказал Кристофер Робин.



Что ж, они пошли туда, и, после того как они прошли порядочный кусок, Кристофер Робин спросил:



— Пух, что ты любишь делать больше всего на свете?



— Ну, — ответил Пух, — я больше всего люблю…



И тут ему пришлось остановиться и подумать, потому что хотя кушать мед — очень приятное занятие, но есть такая минутка, как раз перед тем как ты примешься за мед, когда еще приятнее, чем потом, когда ты уже ешь, но только Пух не знал, как эта минутка называется. И еще он подумал, что играть с Кристофером Робином тоже очень приятное дело, и играть с Пятачком — это тоже очень приятное дело, и вот когда он все это обдумал, он сказал:



— Что я люблю больше всего на всем свете — это когда мы с Пятачком придем к тебе в гости и ты говоришь: "Ну как, не пора ли подкрепиться?", а я говорю: "Я бы не возражал, а ты как, Пятачок?", и день такой шумелочный, и все птицы поют. А ты что больше всего любишь делать?



— Это все я тоже люблю, — сказал Кристофер Робин, — но что больше всего я люблю делать — это…



— Ну, ну?



— Ничего.



— А как ты это делаешь? — спросил Пух после очень продолжительного размышления.



— Ну вот, спросят, например, тебя, как раз когда ты собираешься это делать: "Что ты собираешься делать, Кристофер Робин?", а ты говоришь: "Да ничего", а потом идешь и делаешь.



— А, понятно! — сказал Пух.



— Вот, например, сейчас мы тоже делаем такое ничевошное дело.



— Понятно! — повторил Пух.



— Например, когда просто гуляешь, слушаешь то, чего никто не слышит, и ни о чем не заботишься.



— А-а! — сказал Пух.



Они шли, думая о Том и о Сем, и постепенно они добрались до Зачарованного Места, которое называлось Капитанский Мостик, потому что оно было на самой вершине холма. Там росло шестьдесят с чем-то деревьев, и Кристофер Робин знал, что это место зачаровано, потому что никто не мог сосчитать, сколько тут деревьев — шестьдесят три или шестьдесят четыре, даже если он привязывал к каждому сосчитанному дереву кусочек бечевки.



Как полагается в Зачарованном Месте, и земля тут была другая, не такая, как в Лесу, где росли всякие колючки и папоротник и лежали иголки; здесь она вся росла ровной-ровной зеленой травкой, гладкой, как газон.



Это было единственное место в Лесу, где можно было сесть спокойно и посидеть и не надо было почти сразу же вскакивать в поисках чего-нибудь другого. Наверно, потому, что на Капитанском Мостике вы видели все-все на свете — во всяком случае, до того самого места, где, нам кажется, небо сходится с землей.



И вдруг Кристофер Робин начал рассказывать Пуху всякие интересные вещи — про людей, которых называют Королями и Королевами, и про еще каких-то, которые называются Купцами, и про то место, которое называется Европа, и про потерянный остров посреди моря, куда не приходят корабли, и как сделать Насос (если нужно), и как в Рыцарей посвящали, и какие товары мы получаем из Бразилии. А Винни-Пух, прислонившись спиной к одному из шестидесяти с чем-то деревьев и сложив лапки на животе, говорил: "О-ох", и "А-а, понятно", и "Не может быть", и думал о том, как было бы чудесно, если бы в голове у него были не опилки, а настоящий ум. И мало-помалу Кристофер Робин рассказал все, что знал, и затих и сидел, глядя с Капитанского Мостика на весь Белый Свет и желая, чтобы так было всегда.



А Пух продолжал размышлять. И вдруг он спросил Кристофера Робина:



— А это очень хорошо, когда тебя посвистят?… В эти… Ну, как ты говорил?



— Чего? — спросил Кристофер Робин нехотя, словно прислушиваясь к кому-то другому.



— Ну, в эти… на лошадке, — объяснил Пух.



— Посвятят в Рыцари?



— Ах, вот как это называется, — сказал Пух.



— А я думал, это посви… Ну ладно. Они не хуже Короля и Купца и всех остальных, про которых ты говорил?



— Ну, поменьше Короля, — сказал Кристофер Робин, и тут же, заметив, что Пух, кажется, огорчен, он поспешно добавил: — Но побольше Купца!



— А Медведь тоже может стать им?



— Конечно, может! — сказал Кристофер Робин