Пеппи Длинныйчулок

Перед тем как уйти, Пеппи купила еще всем по дудке, и, когда дети вышли на улицу, каждый дул в свою дудку, а Пеппи отбивала такт рукой манекена.
    Какой-то малыш пожаловался Пеппи, что его дудка не дудит.
   – Тут нечему удивляться, – сказала она, осмотрев дудку, – ведь дырочка, в которую надо дуть, залеплена жевательной резинкой! Где ты достал драгоценность? – спросила Пеппи и выковыряла из дудки белый комочек. – Ведь я ее не покупала.
   – Я жую ее с пятницы, – прошептал мальчик.
   – Честное слово? А вдруг она прирастет к твоему языку? Учти, у всех жевальщиков она куда-нибудь прирастает. На, держи!
   Пеппи протянула мальчику дудку, и он задудел так же звонко, как и все ребята.
   На Большой улице царило неописуемое веселье. Но тут вдруг появился полицейский.
   – Что здесь происходит? – крикнул он.
   – Парад гвардейцев, – ответила Пеппи, – но вот беда: не все присутствующие понимают, что они участники парада, и поэтому дудят кто во что горазд.
   – Немедленно прекратить! – завопил полицейский и зажал уши руками.
   – Скажи лучше спасибо, что мы не купили тромбона.
   И Пеппи дружески похлопала его по спине рукой манекена.
   Один за другим ребята перестали дудеть. Последней замолкла дудка Томми. Полицейский потребовал, чтобы дети немедленно разошлись – он не мог допустить такого скопления народа на Большой улице. Собственно говоря, дети ничего не имели против того, чтобы отправиться домой: им хотелось поскорее пустить по рельсам игрушечные поезда, поиграть с заводными машинами и выкупать новых кукол. Они разошлись веселые и довольные, и никто из них в этот вечер не ужинал.
   Пеппи, Томми и Анника тоже направились домой. Пеппи толкала перед собой тачку. Она глядела на все вывески, мимо которых они проходили, и даже читала их по слогам.
   – Ап-те-ка – это, кажется, та лавка, где покупают лукарства? – спросила она.
   – Да, здесь покупают лекарства, – поправила ее Анника.
   – О, тогда нам надо сюда зайти, мне необходимо купить лукарств, да побольше, – сказала Пеппи.
   – Да ведь ты здорова, – возразил Томми.
   – Что с того, что здорова, а может, я еще заболею, – ответила Пеппи. – Так много людей болеют и умирают только потому, что вовремя не покупают лукарства. И нигде не сказано, что завтра я не свалюсь от самой тяжелой болезни.
    Аптекарь стоял у весов и развешивал какие-то порошки. Как раз в ту минуту, когда вошли Пеппи, Томми и Анника, он решил, что пора кончать работу, потому что близился час ужина.
   – Дайте мне, пожалуйста, четыре литра лукарства, – сказала Пеппи.
   – Какое лекарство тебе надо? – нетерпеливо спросил аптекарь, досадуя, что его задерживают.
   – Как какое? Такое, которое лечит от болезней, – ответила Пеппи.
   – От каких болезней? – еще более нетерпеливо спросил аптекарь.
   – От всех болезней – от коклюша, от вывихнутой ноги, от резей в желудке, от тошноты. Пусть это будут пилюли, но чтобы ими можно и нос мазать. Хорошо бы еще, чтобы они годились бы и мебель полировать. Мне нужно самое лучшее лукарство на свете.
   Аптекарь сердито сказал, что такого удобного лекарства не существует и что для каждой болезни есть свое особое лекарство.
   Когда Пеппи назвала еще десяток болезней, которые ей надо лечить, он выставил перед ней целую батарею пузырьков, бутылочек и коробочек. На некоторых он написал: «Наружное», – и объяснил, что этим можно только мазать кожу. Пеппи заплатила, забрала свой пакет, поблагодарила и вышла вместе с Томми и Анникой.
   Аптекарь взглянул на часы и с радостью убедился, что уже давно пришло время закрывать аптеку. Он запер двери на замок и собрался идти ужинать.
   Выйдя на улицу, Пеппи оглядела все лекарства.
   – Ой, ой, я забыла самое главное! – воскликнула она.
   Но аптека оказалась уже запертой, поэтому Пеппи просунула палец в кольцо висячего звонка и долго-долго звонила. Томми и Анника слышали, какой трезвон поднялся в аптеке. Минуту спустя в двери открылось окошечко – через это окошечко подавали лекарство, если кто-нибудь вдруг заболевал посреди ночи, – и аптекарь высунул в него голову. Увидев детей, он весь покраснел от гнева.
   – Что тебе еще надо? – уже совсем сердито спросил он у Пеппи.
   – Прости меня, милый аптекарь, – сказала Пеппи, – но ты так хорошо разбираешься во всех болезнях, что я подумала, ты, наверное, сможешь мне сказать, что нужно делать, когда болит живот: жевать горячую тряпку или лить на себя холодную воду?
   Аптекарь был уже не просто красным, а пунцовым – казалось, вот-вот его хватит удар.
    – Убирайся вон! – заорал он не своим голосом. – Немедленно убирайся, а не то!.. И он захлопнул окошко.
   – Что это он такой сердитый? – удивилась Пеппи. – Разве я сделала что-нибудь плохое?
   И Пеппи еще энергичнее затрезвонила. Не прошло и секунды, как аптекарь снова высунул голову в окошечко. Цвет его лица внушал еще более серьезные опасения.
   – Я вот думаю, что все же лучше жевать горячую тряпку – это средство помогает безотказно, я много раз проверяла, – начала Пеппи и поглядела ласково на аптекаря, который, не в силах вымолвить ни слова, гневно захлопнул окошечко.
   – И говорить со мной не хочет, – сокрушенно заметила Пеппи и пожала плечами. – Что ж, придется самой испробовать оба способа. Вот заболит живот, пожую горячую тряпку и погляжу, поможет ли на этот раз или нет.
   Она села на ступеньки у двери аптеки и выстроила в ряд все свои склянки.
   – Какие взрослые чудные! – вздохнула она. – Вот у меня – постойте, сейчас сосчитаю, – вот у меня тут восемь пузырьков, и в каждом налито чуть-чуть. А ведь все это легко уместилось бы в одной бутылочке. Сказано – сделано. «Сейчас лукарство мы возьмем, в одну бутылочку сольем», – запела Пеппи, откупорила подряд все восемь пузырьков и слила все в один. Потом она энергично взболтала смесь и, не долго думая, сделала несколько больших глотков. Анника, которая заметила, что на некоторых пузырьках наклеена бумажка с надписью «Наружное», не на шутку испугалась.
   – Пеппи, откуда ты знаешь, что это не яд?
   – Сейчас еще не знаю, но скоро узнаю, – весело ответила Пеппи.
   – Завтра мне будет совершенно ясно. Если я до утра не умру, значит, моя смесь не ядовита и все дети могут ее пить.
   Томми и Анника задумались. Наконец Томми сказал неуверенным, упавшим голосом:
   – А что, если эта смесь все же окажется ядовитой?
   – Тогда вы остатком будете полировать мебель, – ответила Пеппи. – Так что даже если моя смесь окажется ядовитой, мы все равно не зря покупали эти лукарства.
   Пеппи положила бутылочку в тачку. Там уже лежала рука от манекена, духовое ружье и игрушечная паровая машина Томми, кукла Анники и огромный мешок, на дне которого перекатывались пять маленьких красных леденцов. Это все, что осталось от тех ста кило, которые купила Пеппи. Господин Нильсон тоже сидел на тачке, он устал и хотел прокатиться.
    – А знаете, что я вам скажу? – заявила вдруг Пеппи. – Я уверена, что это очень хорошее лукарство, потому что я чувствую себя куда бодрее, чем раньше. Будь я кошкой, я бы высоко задрала хвост, – заключила Пеппи и побежала, толкая перед собой тачку. Томми и Анника едва поспевали за ней, тем более что у них болел – правда совсем чуть-чуть, – но все же болел живот.
 
 
   II. Как Пеппи пишет письмо и идет в школу.
   – А сегодня, – сказал Томми, – мы с Анникой писали письмо бабушке.
   – Ну да, – сказала Пеппи, помешивая что-то в кастрюле ручкой от зонтика. – А я готовлю замечательное блюдо, – и сунула нос в кастрюлю, чтобы понюхать. – «Варить час, все время энергично помешивая, посыпая имбирем и тут же подавать на стол». Так ты говоришь, что вы написали письмо бабушке?
   – Ага, – подтвердил Томми, который сидел на сундуке и болтал ногами. – И скоро мы, наверное, получим от бабушки ответ.
   – А вот я никогда не получаю писем, – грустно сказала Пеппи.
   – Чему тут удивляться, – сказала Анника, – ведь ты и сама тоже никому никогда не пишешь.
   – А не пишешь ты потому, – подхватил Томми, – что не хочешь ходить в школу. Нельзя научиться писать, если не ходишь в школу.
   – Ничего подобного, я умею писать, – сказала Пеппи